Сначала Монтан неохотно согласился на такое вмешательство в его жизнь. Ведь Пиаф заверила приятеля, что он просто обязан петь совершенно иные композиции. Молодой исполнитель не понимал, почему он должен так поступать. Ведь его песни, судя по всему, нравились публике. Зачем что-то менять? Но сопротивлялся он недолго. Уже скоро Ив сдался на милость Пиаф как на профессиональном, так и на любовном фронте.
«Сам того не осознавая, я влюбился, – поделится артист своими эмоциями много позже, – стал жертвой восхищения, жертвой привлекательности и одиночества Эдит. Тогда она еще нисколько не походила на совершенно разбитую женщину, изуродованную наркотиками и болезнью, какой ее запомнят в будущем… Она была свежей, забавной и жестокой, она была без ума от своей профессии, была честолюбивой и в то же время казалась простушкой, была верна, когда любила, всегда верила в свою историю любви. При этом она была способна с неистовой силой порвать с любимым, она всегда пела лучше, когда находила свою любовь или когда теряла ее…
Мне было двадцать три года. Это была моя первая настоящая любовь. Эдит была тем человеком, который заставлял тебя поверить, что ты – Бог, что ты незаменим…»
Осенью 1944 года, когда война медленно, но верно подходила к концу, Пиаф включила Монтана в свою «свиту». В октябре они вместе выступали в кинотеатрах Парижа и его пригородов. Ив исполнял две песни, написанные для него Эдит по такому случаю: «Sophie» («Софи») и «Balayeur» («Дворник»). В ноябре они вместе направились в «вотчину» Монтана, в театр «Варьете» Марселя. Местная пресса с восторгом приветствовала революцию, происшедшую в творчестве «отпрыска» ее родного города. Так, в газете «Midi Soir» можно прочесть следующие строки: «С ней Ив Монтан начал забывать о ковбоях и пампасах, обрел новую индивидуальность, но от этого не пострадали ни качество его исполнения, ни успех его творчества». А вот марсельская публика не услышала и не поняла этого обновления, свое непонимание она выразила насмешками. Однако Монтан, которого неизменно поддерживала Пиаф, не отказался от изменений в репертуаре. В ходе турне он продолжил исполнять новые песни, хотя всегда открывал концерт старыми хитами, которых ждали его фанаты. «Я учился сохранять ту базу, которую нельзя было исключить, – объяснит он, – и попутно экспериментировал с иными композициями, вычленял те, которые пользовались успехом, вытягивал те, которые еще не пользовались успехом, но однажды могли его обрести, и вычеркивал те, которые не будут пользоваться успехом никогда» [59].
В декабре Пиаф и Монтан вернулись в Марсель, где выступали перед американскими солдатами. Ив не преминул воспользоваться случаем и представил Эдит своей семье. Этот жест многие поспешили объявить помолвкой. Любовная идиллия Эдит и молодого марсельца длилась уже четыре месяца, но певица еще не порвала с Анри Конте. Если верить Андрэ Бигар [60], Пиаф даже утверждала, что готова в любую секунду прекратить связь с Монтаном, если журналист разведется с женой. Это предложение певицы не нашло отклика у Конте.
В начале 1945 года Пиаф удвоила силы по продвижению Монтана. 15 января в парижском кафе «Майфэ» на бульваре Сен-Мишель она представила своего протеже прессе. Эта встреча с журналистами должна была подготовить публику к концертам в театре «Этуаль», которые были запланированы на период с 9 февраля по 8 марта: Пиаф – основной гвоздь программы, Монтан – на разогреве.
Совершенно очевидно, что маневр с прессой принес ожидаемые плоды: отдавая дань уважения всему представлению в театре «Этуаль», журналисты не уставали расхваливать талант молодого певца. «Новый куплетист Ив Монтан оказался танцором, у которого внезапно обнаружился… голос, – пишет Жан Жак Бриссак. – Это настоящий артист, который воспевает утомленного рабочего с небывалой поэтичностью, сочетая ее с юмором ковбоя или с ритмическим безумием стиляги» [61]. Увы, при этом многие обозреватели отметили, что лирическое звучание новых песен Пиаф совершенно не подходит Монтану.
«Ее последние песни настолько литературные, описательные, – сожалеет все тот же Жан Жак Бриссак, – что за исключением «Les Deux Rengaines» («Две популярные песенки», или «Два припева») ни одна из них не может стать… популярной песенкой». Критику вторит журналист Серж Вебер, который, обращаясь к певице, упрекает ее за то, что она сбилась с пути и забыла о простой публике: «Есть целая толпа людей, которые вас любят, потому что вы очень просты, естественны и потому что у вас есть такие же простые песни, как и вы сама, песни со словами, которые трогают сердца… Не разочаровывайте их слишком литературными песнями, которые становятся все более и более расплывчатыми и которые ваши слушатели просто не понимают, что удалит их от вас» [62].
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу