Виктор Гюго - Что я видел. Эссе и памфлеты

– Месье Сансон?

– Мадемуазель?

– Что происходит, когда человек оказывается на эшафоте? Как его привязывают?

Палач объяснил ей эту ужасную вещь.

– Мы называем это сажать в печь , – сказал он.

– Я хочу, чтобы вы посадили в печь меня.

Палач вздрогнул и стал возражать. Девочка настаивала.

– Я хочу иметь возможность сказать, что была привязана к гильотине.

Сансон обратился к отцу и к матери. Те ответили:

– Раз она хочет, сделайте это.

Ему пришлось уступить. Палач усадил молодую мисс, связал ей бечевкой ноги и стянул руки за спиной веревкой. Затем пристегнул ее кожаным поясом к откидной доске. На этом он хотел остановиться.

– Нет-нет, это еще не все, – сказала она.

Тогда Сансон опустил доску, поместил голову девушки в ужасное круглое окошко и опустил верхнюю его часть. Только тогда она была удовлетворена.

Позднее, рассказывая об этом, Сансон говорил:

– Был момент, когда она чуть не сказала мне: « Это еще не все. Опустите нож».

Почти все английские посетители просили показать нож, которым был обезглавлен Людовик XVI. Однако он был продан как металлолом, как любой другой, отслужив свой срок. Англичане не могут в это поверить и просят Сансона продать им его. Если бы Сансон хотел заработать на этом, то мог бы продать столько же ножей Людовика XVI , сколько было продано тростей Вольтера 20.

От рассказов о Сансоне этот человек, бывший прежде конюхом в Тюильри, хотел перейти к рассказам о короле. Он слышал беседы короля с послами и тому подобное. Я избавил его от этого. Его политические откровения показались мне в высшей степени витиеватыми, напоминая о его гасконском происхождении и профессии басонщика.

До 1826 года в Консьержери не было другого входа и выхода, кроме того, что вел во двор Дворца правосудия. Именно через него осужденные шли на смерть. В 1826 году между двух круглых башен на набережной проделали еще одну дверь. На первом этаже каждой из этих башен также была комната без окон. Две причудливые арки без дуг и равносторонних треугольников в основании, даже сейчас поражающие крайним убожеством, были проделаны в этих великолепных стенах каменщиком по имени Пейр, который стал архитектором Дворца правосудия, изуродовав, обесчестив и обезобразив его. Через эти комнаты можно было попасть в два прекрасных круглых зала со стенами, украшенными стрельчатыми арками, вызывающими восхищение чистотой линий, которые опирались на изысканные консоли. Как странно, что эти очаровательные чудеса архитектуры и скульптуры, которым никогда не суждено было увидеть дневной свет, были созданы для мрака и ужаса.

Первая из двух комнат, находившаяся ближе всего ко двору мужского отделения, была отведена под спальное помещение стражи. В центре стояла печка, а вокруг нее, как лучи звезды, располагалось примерно двенадцать кроватей. Над каждой из них на стене была прикреплена доска с вещами стражников, состоящих в основном из щетки, чемодана и старой пары обуви. Над одной из кроватей, однако, рядом с обувью я заметил большую стопку книг. Мне объяснили, что это библиотека стражника по имени Пезе, из которого Ласенер сделал эрудита 21. Этот человек, увидев, что Ласенер постоянно читает и пишет, сначала пришел в восхищение, а затем стал обращаться к нему за советом. Увидев, что стражник не лишен воображения, Ласенер посоветовал ему заняться образованием и даже подарил несколько книг. Остальные Пезе купил у букинистов на набережной. Он следовал советам Ласенера, говорившего: «Читайте то, не читайте это». И понемногу тюремщик превратился в мыслителя.

В другую комнату можно было войти только минуя дверь, над которой была надпись: « Проход, предназначенный для господина директора» . Месье Лебель любезно открыл ее передо мной, и мы оказались в его «гостиной». Эту комнату действительно превратили в гостиную директора . Она почти в точности походила на другую, но была иначе декорирована . Гостиная вместе с ее убранством представляла собой странное зрелище. Архитектура Сен-Луи, лоск, унаследованный от Уврара, отвратительные обои в арках, бюро красного дерева, мебель в небеленых полотняных чехлах, старый портрет судьи без рамы, косо висящий прямо на стене, гравюры, бумаги, стол, похожий на прилавок, – все здесь напоминало одновременно дворец, тюремную камеру и подсобное помещение лавки, имело вид разбойничий, великолепный, уродливый, глупый, мрачный, царственный и буржуазный.