Виктор Гюго - Что я видел. Эссе и памфлеты

Итак! я обращаюсь к партии страха, не в этой палате, а повсюду, где она есть в Европе, и я ей говорю: посмотрите хорошенько, что вы хотите сделать; подумайте о деянии, которое вы предпринимаете, и, прежде чем браться за него, оцените его. Я полагаю, что вы преуспеете. Когда вы разрушите прессу, вам останется разрушить Париж. Когда вы разрушите Париж, вам останется разрушить Францию. Когда вы разрушите Францию, вам останется убить человеческое сознание. (Длительное движение.)

Да, я говорю, что великая европейская партия страха оценивает необъятность задачи, которую в своем героизме готова взять на себя. (Смех и крики «Браво!».) Она бы уничтожила прессу до последней газеты, Париж – до последней мостовой, Францию – до последней деревушки, она бы ничего не сделала. (Движение.) Ей осталось бы еще разрушить что-то, что всегда стоит выше поколений и находится между человеком и Богом, что-то, что написало все книги, изобрело все искусства, открыло все миры, создало все цивилизации; что-то, что всегда снова берет под видом революции то, в чем ему отказывают под видом прогресса; что-то, что неуловимо, как свет, и недосягаемо, как солнце, и что зовется человеческим сознанием! (Длительное одобрение.)

(Многие депутаты левого крыла покидают свои места и идут поздравить оратора. Заседание прерывается.)

Право воплощенное – это гражданин; право увенчанное – это законодатель. Древние республики представляли право, сидящим на курульном кресле 1, держащим в руках скипетр закона и одетым в пурпур власти. Этот образ был правдивым, и идеал до сих пор остается таким же. Любое упорядоченное общество должно иметь священный и вооруженный закон, священный благодаря справедливости, вооруженный свободой.

В том, что было только что сказано, не было произнесено слово сила. Однако сила существует; но она не существует вне права; она существует в праве.

Тот, кто говорит «право», говорит «сила».

Так что же существует вне права?

Насилие.

Есть только одна необходимость – истина; вот почему есть только одна сила – право. Успех вне истины и права не более чем видимость. Близорукие тираны ошибаются; удачная западня создает им видимость победы, но эта победа полна пепла; преступник полагает, что его преступление – его пособник, но это ошибка; его преступление – это его кара; убийца всегда порежется своим ножом; измена всегда предаст изменника; преступников, пусть они даже не подозревают об этом, всегда держит за шиворот невидимый призрак их злодеяния; дурной поступок никогда не отпустит вас; и неизбежно, неумолимо приведет к морю крови тех, кто увенчан славой, и к безднам грязи тех, кто покрыт стыдом, не даруя прощения виновным, Восемнадцатое брюмера ведет великих к Ватерлоо, а второе декабря увлекает ничтожных к Седану 2.

Когда приверженцы насилия и изменники обкрадывают и развенчивают право, они не знают, что делают.

Изгнание – это право, с которого сорвали одежды. Нет ничего более ужасного. Для кого? Для того, кого подвергли изгнанию? Нет, для того, кто на него осудил. Пытка возвращается и терзает палача.

Мечтатель, который в одиночестве прогуливается по песчаному берегу, пустыня вокруг мыслителя, убеленная сединами, спокойная голова, вокруг которой кружат удивленные чайки, философ, наблюдающий за безмятежным рассветом, Бог, время от времени призываемый в свидетели среди деревьев и скал, тростник, не только мыслящий, но и размышляющий, волосы, которые седеют в одиночестве, пока не станут совершенно белыми, человек, который чувствует, как все больше и больше превращается в тень, длинная череда лет, проносящаяся над тем, кто отсутствует, но не умер, тяготы этого обездоленного, тоска по отечеству невинного – нет ничего более страшного для коронованных злодеев.

Что бы ни делали всемогущие баловни минуты, вечная сущность сопротивляется им. Они лишь скользят по поверхности уверенности, внутренний мир принадлежит мыслителям. Вы изгоняете человека. Пусть. А что затем? Вы можете вырвать с корнем дерево, но вы не сможете вырвать свет у неба. Завтра все равно наступит рассвет.

Однако воздадим справедливость тем, кто осуждает на изгнание: они логичны, безукоризненны и отвратительны. Они делают все возможное для того, чтобы уничтожить изгнанника.

Добиваются ли они своей цели? Преуспевают ли? Возможно.