Эндрю Уилсон - Александр Маккуин. Кровь под кожей

«Памела: Кто тут у нас еще? Ага… наверное, вам понравятся те двое. Они всегда пьяны в стельку, зубы у них как надгробные плиты, от них плохо пахнет, у них кариес, и они с чего-то взяли, что одеты как уличные торговцы из Ист-Энда, но на самом деле они похожи на парочку грязных шлюх, которые вышли из Хэмпстед-Хит. Если вам повезет, ваши гости что-нибудь у них подцепят». [365]

Сценка отражала определенный стиль поведения, принятый в лондонском гей-сообществе. «Такими были веяния времени, – говорит художник БиллиБой*. – Ли бывал по-настоящему остроумным, а иногда жестоким. Когда он только взбирался вверх по лестнице пьянства, он был замечательный. Рассуждал о чувствах и об искусстве, и я им восхищался. К сожалению, эта фаза была преходящей».

По словам БиллиБоя*, внутри Маккуина прятались не меньше трех разных личностей. «В трезвом состоянии он был неуверенным и несчастным… В легком подпитии становился блестящим гением, но потом спиртное и наркотики превращали его в пьяного придурка. Он доходил до состояния психоза, и тогда я переставал его понимать. Он становился буйным, ненормальным, чрезмерно возбужденным и сексуально озабоченным, что было очень неприятно. И еще он вечно твердил о самоубийстве. Бывало, он говорил по-настоящему страшные вещи; иногда я за него беспокоился. Самоубийство для меня – не пустой звук из-за того, что случилось в моей семье, но, когда Ли напивался, он без конца твердил, как покончит с собой, хотя и знал, как сильно такие разговоры меня задевают». [366]Дизайнер Мигель Адровер часто наблюдал за своим другом, когда тот находился в идеалистическом настроении. Он вспоминает Ли одновременно как застенчивого и не уверенного в себе и «самого забавного человека, которого я встречал на нашей долбаной планете». Маккуин бывал то «замечательным шутником», то «по-настоящему мрачным типом», который в конце концов больше «не получал удовольствия от своей темной стороны». Они познакомились в Лондоне в 1993 году через Ли Копперуита. Мигель, родившийся на Майорке и живший в Нью-Йорке, сразу признал в Ли родственную душу. Подобно Маккуину, он вырос в бедной семье – до четырнадцати лет у него не было телевизора, – «и между нами сразу протянулась ниточка, мы оба вышли из той же среды, и нам обоим очень нужно было сразиться с миром». [367]

Адровер рассказал Маккуину о Нью-Йорке, и весной 1994 года у Ли появилась возможность впервые посетить Манхэттен. После успеха коллекций «Нигилизм» и «Банши» с Ли связался Дерек Андерсон, тогда агент Мартина Маргиелы, и пригласил его в Америку. Он устроил показ в одной мансарде в центре города. Коллекции показались Ингрид Сиши, тогда сотруднице журнала «Нью-йоркер», «скопищем тел, мужских и женских, которые стремительно надевают и снимают ужасно сложные конструкции, выставляющие напоказ поразительно много плоти». [368]В своей статье Сиши коснулась влияния СПИДа на культуру – «не секрет, что из-за траура [по умершим друзьям. – Э. У. ] и боязни секса многим казалось, что они должны вырваться. Некоторые дизайнеры, очевидно, ощущали то же самое». Она мечтала о том времени, когда «широкий спектр желаний, живущих в людях, наконец прорвется наружу», но сомневалась, обладает ли мода возможностью и властью выразить такие желания. [369]Образы, рождавшиеся в голове Маккуина в течение следующих пятнадцати лет, были направлены именно на это.

В Нью-Йорке Маккуин получил несколько положительных рецензий; его вещи начали хорошо продаваться. Но сам город не произвел на него особого впечатления. Он никогда не мечтал жить там, как он признался Саманте Мюррей Гринвей из журнала Dazed & Confused, которая взяла у него интервью для сентябрьского номера 1994 года. «Город совершенно придурочный, – сказал он. – Денежная система, классовая система, все очень откровенно: власть благодаря богатству. Есть бездомные и богачи, а в промежутке никого. За деньги можно купить все. За деньги можно купить положение».

Он мечтал взять отпуск и съездить в Испанию – «в какое-нибудь уединенное место, где нет часов», – потому что ему показалось, что он начал терять власть над своей жизнью. Он не мог думать ни о чем, кроме подготовки к показу новой коллекции, The Birds («Птицы»), назначенному на 9 октября 1994 года. «Это меня доканывает, – признавался он. – Доходит до того, что я занимаюсь своим делом не потому, что получаю от этого удовольствие, но потому, что этого от меня ждут. У меня возникло чувство, что я могу совсем потерять хватку, но именно поэтому я держусь за Джима [Эндрю Гроувза. – Э. У. ]. Надеюсь, он меня вытащит». [370]