Александр Даллин - Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945

Министерство иностранных дел тем не менее продолжало пытаться выполнять свою функцию. 22 мая – за месяц до нападения – Гросскопф предложил план преодоления существовавших «резких расхождений» между ведомствами Германии путем назначения представителей министерства иностранных дел в каждом регионе оккупированного Востока. Однако Розенберг, как всегда, был врагом министерства иностранных дел, которое он в течение многих лет безуспешно пытался вытеснить своей собственной организацией. Но когда Розенберг заявил, что услуги министерства иностранных дел на Востоке не требуются, Риббентроп, также завидовавший его полномочиям, поспешил резко возразить: «Территория, которая будет оккупирована немецкими войсками, – писал он, – будет со многих сторон граничить с другими государствами, интересы которых будут затронуты в наибольшей степени… Министерство иностранных дел не может смириться с отсутствием на месте представителей, натасканных по вопросам внешней политики и разбирающихся в местных условиях».

Риббентроп хотел, чтобы офис Розенберга ограничился лишь административными вопросами, предоставив решение политических вопросов Auswartiges Amt.

Несмотря на решительный отказ от данного предложения, Розенберг не мог закрыть глаза на требования о назначении дипломатических представителей в качестве наблюдателей при передвижении армии и гражданского персонала на Восток. Вскоре после начала вторжения было учреждено соответствующее ведомство. Несмотря на то что Розенберг пошел на уступку – отчасти чтобы отделить дипломатический корпус от армии, – он остался верен своим политическим прерогативам. Поэтому в свойственной ему манере, когда ему казалось, что кто-то посягает на его безраздельную власть, он заявил, что «…фюрер поручил ему взять на себя ответственность за будущие политические условия в восточных регионах. Эта миссия, по его словам, не имела временных рамок, и он намеревался сформировать политические условия в этих регионах в соответствии с этой миссией. Поэтому он не мог позволить министерству иностранных дел вмешиваться…».

В каком-то смысле и Розенберг, и Риббентроп сражались с воображаемым оппонентом. Им обоим недоставало хитрости и напористости. Но Розенберг был новичком, набирающим популярность, а министерство иностранных дел уже находилось в упадке. Его роль в восточных вопросах была лишь вспомогательной.

Хотя министерство Йозефа Геббельса не могло претендовать на право голоса в фактическом управлении оккупированными территориями, оно предложило свою кандидатуру для выполнения чрезвычайно важной задачи – «заполнить пустое советское пространство пропагандой». Стремясь выполнить это требование, Геббельс столкнулся с другими претендентами на эту роль: министерством иностранных дел, людьми Розенберга и отделом пропаганды армии (пропагандистские роты вермахта).

Некоторые экстремисты заявляли, что нет смысла «заигрывать» с восточным населением, ведь оно все равно не могло стать ни «союзником», ни даже членом европейского содружества наций. Другие, наоборот, предпочли бы сосредоточить свои усилия на том, чтобы сделать советское население партнерами завоевания. Министерство пропаганды колебалось между этими двумя крайностями. Геббельс изначально поощрял отношение к «восточникам» как к полудиким рабам. С другой стороны, единственная цель пропагандиста на Востоке могла заключаться лишь в том, чтобы убедить местное население отказаться от своей партии в пользу рейха. Геббельсу, хоть он и был умным пропагандистом, трудно было сориентироваться в сложившейся ситуации. Некоторое время он колебался между примитивным обозначением России, большевизма и еврейства и более тонкой и «реалистичной» пропагандой, которая понравилась бы советскому населению. Но Геббельс был слишком опытным демагогом, чтобы отказаться от своих колебаний. В отличие от Розенберга он привык к напряженным внутрипартийным разногласиям.

Хотя прошло некоторое время, прежде чем Геббельс встал на сторону определенной пропагандистской политики на Востоке, их личные взаимоотношения с Розенбергом были натянутыми, и они стали настолько напряженными во время войны, что они и вовсе отказались работать друг с другом. В своих послевоенных размышлениях Розенберг заявлял, что «министр пропаганды был абсолютно бесполезен». Геббельс, в свою очередь, вскоре стал настаивать на том, что «Розенбергу самое место в башне из слоновой кости» и что «из-за своей склонности совать нос в дела, в которых он совершенно не разбирается» Розенберг, «неугомонный простофиля», в значительной степени виноват в провале Германии на Востоке.