Пол Фишер - Кинокомпания Ким Чен Ир представляет

– Сделаю, как вы сказали, – ответил Син.

– Хорошо.

И Ким Чен Ир дал отбой. Син с глубоким вздохом положил трубку на рычаг. Минута, которой он так надеялся избежать, все-таки настала.

Ему и Чхве пора солгать миру. И солгать убедительно. Потому что на кону их жизнь.

Наутро Син полетел в Белград, остановился в отеле «Интерконтиненталь» и там же назначил пресс-конференцию. Спустя три дня явились десятка два репортеров – не аншлаг, но и не пустой зал. Большинство из стран Варшавского договора, но также корреспонденты «Рейтере» и «Ассошиэйтед пресс».

Вместе с журналистами в отель прибыла югославская полиция.

Получилась неразбериха: полицейские загородили дверь в конференц-зал и через переводчиков объяснили Сину и прочим корейцам, что, с точки зрения полиции, мероприятие у них пропагандистское, а вовсе никакой не новостной повод, и следовательно, является несанкционированным общественно-политическим собранием, проводить его публично нельзя. Если корейцы хотят дать интервью – пожалуйста, сколько угодно, у себя в номерах. Поговорив с господином Каном, Син сходил к портье и вместо обычного номера снял апартаменты, куда поместятся все, затем вернулся в вестибюль и объявил журналистам, что планы изменились. Многих уже не увлекала новизна мероприятия, и наверх с Сином в лифте поехали всего пятеро – один из которых был корреспондентом северокорейского Центрального телеграфного агентства. Остальные разошлись по домам.

В апартаментах Син начал с заготовленной речи.

– Нас с женой абсолютно никто не похищал, – сказал он. – Мы добровольно бежали из Южной Кореи в Европу.

В дальнем углу, вспоминал он потом, корреспондент «Ассошиэйтед пресс» «немного послушал, усмехнулся, будто все это один сплошной анекдот, и ушел». Оставшимся Син поведал, что пострадал от цензуры и издевательств Пак Чон Хи, его продюсерскую компанию закрыли, а он с Чхве временно переехал в ФРГ, где к нему обратился посланец Ким Чен Ира и от имени любимого руководителя предложил финансирование.

– Ким Чен Ир обещал предоставить нам средства, не подвергая политическому давлению, – сказал Син, – чтобы мы снимали кино во имя объединения Кореи. – Син согласился и открыл офис в Будапеште. – Теперь мы работаем в Восточной Европе.

– Почему вы столько лет молчали? – спросил один репортер.

– Мы боялись угроз Юга и были вынуждены прятаться в ФРГ, – пробубнил Син.

– Чхве Ын Хи исчезла прежде вас, и вы публично высказывали гипотезу, что ее похитили. Где она была до того, как исчезли вы?

– Я спрятал ее у друга в ФРГ, – смущенно соврал Син. Ясно же, что такой ответ абсурден. С каждым вопросом плетение лжи по чуть-чуть распускалось. Ни Син, ни Чхве не могли объяснить, отчего пять лет нигде не показывались, если и впрямь с 1978 года свободно работали в Восточной Европе, и почему Син закатывал такие истерики, когда исчезла Чхве, если теперь утверждает, что с первого дня знал, где она. И к тому же многим показалось странным, что Ким Ир Сен, обычно охочий до позитивной рекламы, годами держал в секрете столь эффектных перебежчиков – явную победу пропаганды.

Син как мог разделался с еще несколькими вопросами о том, почему они так долго тянули с выходом на публику и каковы их планы на будущее. Затем ради пущей убедительности объявил, что с ним можно связаться через головной офис «Син Фильм» в Венгрии, по адресу Будапешт, площадь Рузвельта, дом 2, на берегу Дуная. Син, впрочем, не упомянул, что там расположен будапештский отель «Хайатт», где господин Каи только что снял номер 602 и, дабы обмануть особо настырных газетчиков, на скорую руку замаскировал его под временный кабинет продюсера. «Рабочий» телефон, который Син продиктовал журналистам, был номером портье.

Перед возвращением в Пхеньян Син позвонил любимому руководителю – проверить, доволен ли тот его выступлением. Ким Чен Ир, похоже, был доволен, велел Сину поторопиться с поисками постоянного офиса в Восточной Европе. И тогда Син, ушлый игрок, понимавший, что порой надо поставить на карту всё, рискнул.

– За нами теперь будут наблюдать еще пристальнее, – сказал он своему молодому тюремщику. – Пора дать им понять однозначно, чтоб у них не осталось сомнений. Может, мы откроем офис не в Будапеште, а в нейтральной Вене?

Ким Чен Ир согласился.

В северокорейском прокате «Посланник, который не вернулся» был страшно популярен. Люди никогда не видели ничего подобного, а для всех, кому было меньше сорока, – то есть для всех, кто родился после раздела страны в 1945 году, – гаагские кадры стали буквально первым зрелищем заграничного мира. Как и все северокорейское кино, фильм Сина использовали в целях пропаганды: показы обязательны, после показов – собрания, где участникам полагалось рассуждать о том, как кульминационная сцена самоубийства учит их, обычных северокорейских граждан, быть верными Родине. Но фильм стал поворотным в культуре страны: впервые даже граждане с минимальным сонбуном хотя бы мельком увидели, что мир за пределами рая трудового народа – вовсе не преисподняя, которую живописует Ким Ир Сен.