Оставалось уже очень мало людей, которых он мог бы пригласить к себе, чтобы вместе отпраздновать свой день рождения, отметить какой-нибудь общегосударственный праздник или встретить Новый год: его ближайшее окружение теперь состояло только из членов Политбюро и народных комиссаров. Старики Аллилуевы виделись с ним все реже и реже, хотя Ольга Аллилуева, расставшись со своим мужем еще несколько лет назад, все еще жила в Кремле в маленькой квартирке, среди памятных для нее детских игрушек и старых фотографий. Она продолжала общаться со Сталиным так же, как и раньше – по-простецки и без стеснения, – будучи, пожалуй, единственным человеком, который мог говорить Сталину все, что думает, и абсолютно ничем при этом не рисковать.
Сергей Аллилуев иногда захаживал к Сталину домой и ждал там часами, когда Сталин придет ужинать. За столом он садился, как и раньше, рядом со Сталиным, но ничего ему больше не говорил. Он жил, словно бессловесная тень, – немой свидетель того, как его родственники были уничтожены в ходе массовых репрессий. Он никогда не пытался никого спасти при помощи своих близких отношений со Сталиным – даже Реденса, арест и расстрел которого сломали жизнь его дочери. Он лишь один раз попытался заступиться за одного своего родственника, да и то предпочел обратиться не к Сталину, а к Берии. Этим родственником был его племянник Иван Павлович Аллилуев (он имел псевдоним «Алтайский»). Его арестовали в 1938 году и приговорили к пяти годам ссылки, однако в 1940 году – благодаря вмешательству Сергея Аллилуева – освободили [331].
С течением времени Сергей стал все реже и реже приходить в гости к своему зятю – раз или два в году. Если вокруг Иосифа было много людей, он уходил, шепнув ему: «Ну, я пойду к себе. Зайду в другой раз» [332].
Сталин, не отличавшийся ни чувствительностью, ни состраданием, не испытывал, по всей видимости, никаких угрызений совести и неловкости по отношению к своим тестю и теще и собственным детям, которых крайне удивило исчезновение многих их родственников. «Куда все девались? Почему обезлюдел наш дом? – спрашивала себя Светлана в 1938–1939 годах. – Я только все больше и больше ощущала пустоту вокруг, безлюдие, и ничего мне не оставалось, кроме школы и моей доброй няни…» [333]
В этот же период были заменены многие люди из числа прислуги (старая повариха, горничная, экономка и т. д.), причем как в Кремле, так и на обеих главных дачах – Ближней даче и даче в Зубалово. Новая прислуга, которая становилась все более многочисленной, подбиралась сотрудниками НКВД. При этом «новобранцы» автоматически сами становились сотрудниками НКВД. Руководство НКВД решило заменить и няню Светланы. Слезы дочери заставили Сталина вмешаться, и няня осталась в штате прислуги до самой своей смерти в 1956 году [334].
Начиная с 1937 года у детей Сталина имелись собственные телохранители. Дети ходили в «образцовые школы», предназначенные для отпрысков руководителей партии и страны, а затем Василий уехал продолжать свою учебу в Крым. Если учеба Светланы не доставляла Сталину ни малейших проблем, то с Василием, наоборот, таких проблем было хоть отбавляй. «Василий – избалованный юноша средних способностей, дикаренок (тип скифа!), не всегда правдив, любит шантажировать слабеньких “руководителей”, нередко нахал…» – написал Сталин В. В. Мартышину, учителю своего сына, 8 июня 1938 года. Будучи человеком суровым, Сталин не проявлял никакой снисходительности к своим отпрыскам. Он написал дальше: «Его избаловали всякие “кумы” и “кумушки”, то и дело подчеркивающие, что он “сын Сталина”. Я рад, что в Вашем лице нашелся хоть один уважающий себя преподаватель, который поступает с Василием, как со всеми, и требует от нахала подчинения общему режиму в школе. […] К сожалению, сам я не имею возможности возиться с Василием. Но обещаю время от времени брать его за шиворот». Можно представить себе, какое замешательство охватило учителя, когда он в 1938 году получил такое письмо от Сталина, который, кстати, не стеснялся выгонять с работы тех учителей, которые, как ему казалось, вели себя по отношению к его сыну уж слишком снисходительно. Чувствуя едва ли не благоговение, Мартышин написал Сталину: «Ваш ответ – выражение непосредственности и простоты, свойственной гению, – оставил неизгладимое впечатление» [335].
Вася сильно отставал в учебе: не делал домашних заданий, поздно вставал утром и проводил бо́льшую часть своего времени на конноспортивном манеже. Он любил лошадей и хотел стать кавалеристом. Поскольку Вася был физически очень развитым, он в конце концов решил стать военным летчиком. Он был взбалмошным, капризным, вспыльчивым человеком. Родительская забота о нем – а скорее, явная нехватка такой заботы – сказалась на нем больше, чем на других детях Сталина. Вася искренне любил своего отца и страдал от его недоверия к себе и суровости суждений относительно его, Васи. Он был неуравновешенным ребенком. Впрочем, ему было от чего потерять душевное равновесие: сначала его брат пытался покончить с собой, затем его мать наложила на себя руки, затем исчезли многие его близкие родственники… Вася проводил очень много времени в компании с охранниками и прислугой. В компании с отцом – очень мало. Уже в очень раннем возрасте Вася начал пить.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу