Тимоти Снайдер - Дорога к несвободе. Россия, Европа, Америка

“Политика вечности” не способна принести бессмертие ни Путину, ни кому-либо еще. Однако она может вытеснить остальные идеи. Это и есть “вечность”: снова и снова одно и то же, скука и монотонность, любимые адептами из-за иллюзии, будто “вечность” принадлежит исключительно им. Конечно, ощущение принадлежности к группе (“мы” против “них”; “друзья” и “недруги”, с точки зрения фашистов) – самое распространенное из всех переживание; жить только им – значит пожертвовать индивидуальностью.

Между “предопределенностью” и “вечностью” находится лишь история, о которой размышляют и которую населяют индивиды. Если мы осмыслим “вечность” и “предопределенность” как концепции внутри истории, то поймем, что с нами произошло и что мы можем исправить. Мы видим в тоталитаризме угрозу не только своим институтам, но и индивиду.

Яростно нападая на индивидуальное, Ильин признает индивидуализм той политической добродетелью, которая делает возможными все остальные добродетели. Понимаем ли мы, что добро многолико, что политика предполагает разумную оценку и выбор, а не созерцание всеобщности? Видим ли, что в мире есть и другие люди, трудящиеся, возможно, над той же задачей? Сознаем ли мы, что индивидуальное бытие требует постоянного рассмотрения бесконечного множества фактов, постоянного выбора из множества непреодолимых страстей?

Добродетель индивидуализма проявляется в страданиях настоящего, но она сохранится лишь в том случае, если мы видим историю и себя в рамках истории, если принимаем свою долю ответственности.

Разговор о “невинном народе” подменяет усилия, необходимые для создания устойчивого государства. Утверждать, что спаситель России околдует мир – значит уйти от вопроса, как он построит политические институты. Владимир Путин, скомпрометировав в 2011–2012 годах выборы, облачился в плащ героя и поставил страну перед выбором (по Ильину): пока он жив, никто не способен изменить положение России к лучшему, и никто не знает, что произойдет после его смерти.

Фашисты-современники Ильина устраняли в воображении проблему устойчивости. В 1940 году румын Александру Ранда заявил, что фашистские лидеры “превращают народ в армию, в освобожденное от границ corpus mysticus [мистическое тело]”. Харизма спасителя помещает народ за рамки истории. Адольф Гитлер утверждал: значение имеет лишь расовая борьба, и истребление евреев поможет достичь вечного равновесия в природе. “Тысячелетний рейх” просуществовал двенадцать лет, Гитлер покончил с собой. Государство не уцелело. Проблему политической устойчивости не могут решить те, кто думает лишь о настоящем.

Эффективность государства порождает у граждан ощущение преемственности. Если государство устойчиво, граждане могут без страха думать о переменах. Механизм передачи власти гарантирует, что государство переживет лидера, и демократия – именно такой широко распространенный механизм. Значение каждых выборов в том, что они обещают следующие выборы. Поскольку всякий гражданин может ошибиться, демократия превращает совокупность совершенных ошибок в общую уверенность в будущем. И тогда история продолжается.

У Советского Союза, изгнавшего Ильина и воспитавшего Путина, были непростые отношения с временем. СССР, в котором не было механизма передачи власти, просуществовал всего 69 лет. Большевиков не заботила преемственность, ведь они считали, что начинают мировую революцию, а не строят государство. Русская революция 1917 года виделась им ударом молнии, который зажжет цивилизацию, начнет историю заново. Когда это пророчество не сбылось, большевикам не осталось ничего иного, кроме как заняться государственным строительством на контролируемой территории.

В СССР, образованном в 1922 году, власть принадлежала компартии. Источником ее легитимности были не правопреемственность и не связь с прошлым, а победа революции и обещание светлого будущего. Теоретически власть находилась в руках рабочего класса. Партия представляла рабочий класс, партию представлял ее Центральный комитет, ЦК представляло его Политбюро, а Политбюро чаще всего представлял вождь: Ленин, а после него Сталин. Марксизм-ленинизм был вариантом “политики предопределенности”: ход событий заранее известен; на смену капитализму идет социализм; партийные лидеры знают в подробностях, как все будет, и готовят планы. Первоначально большевики затеяли государственное строительство с тем, чтобы подстегнуть историю и воспроизвести в стране промышленность, которую при обычном порядке вещей порождает капитализм. Когда СССР обзаведется заводами и городами, можно будет отменить частную собственность, наступит социалистическая гармония, а государство отомрет.