Дэвид Оуэн - Копии за секунды - История самого незаменимого изобретения XX века

За несколько месяцев до окончательного завершения доклада «комитетом малой копировальной машины» компания IBM, которая в течение некоторого времени была единственным значительным партнером Haloid, вышла из лицензионного соглашения. Фирме Haloid ничего не оставалось делать, как продолжать работу самостоятельно (если допустить, что она хоть как-то собиралась продолжать). Но доклад, когда он был представлен, действительно подкрепил решение Уилсона. Первым его шагом было принятие мер по разъяснению прав компании Haloid на свою технологию. У Карлсона не было соглашения с самой компанией Haloid; он продал свои патентные права институту Battelle, и срок действия первого из его самых важных патентов заканчивался в 1959 году. Соглашение Haloid также было заключено с Battelle, и оно требовало уплаты больших процентов с каждого доллара, полученного в связи с ксерографией. Так как доходы Haloid от машин для изготовления бумажных офсетных форм и машин Copyflo увеличились, плата процентов стала основной утечкой средств, ограничивая возможности Haloid вкладывать деньги в дополнительные исследовательские работы. Кроме этого, точное определение тех доходов Haloid, с которых надлежало платить проценты, стало насущной проблемой, особенно теперь, когда компания Haloid увеличила объем своих собственных исследований и производства. В 1955 и 1956 годах Линовиц провел переговоры по новому соглашению, согласно которому Haloid приобретал все ксерографические права Battelle в обмен на 53 тысячи акций Haloid, которые должны быть выпущены в течение трех лет, плюс 3 процента отчислений до 1965 года – взаимовыгодное соглашение, которое обеспечивало Haloid средствами, необходимыми для финансирования разработки новых машин, обеспечивало Battelle фондами, которые в течение десятилетия сделают его одной из самых богатых научно-исследовательской организаций в мире, и сделает Карлсона очень богатым человеком. (Между Карлсоном и Haloid не было прямого соглашения, но соглашение Карлсона с Battelle давало ему право на 40 процентов от доходов института от ксерографии, включая акции.)

Теперь, когда компания Haloid не совсем уверенно двигалась в новом направлении, Уилсон был убежден, что ей нужно новое имя. Эту идею он сначала озвучил среди руководителей высшего звена в 1954 году и был удивлен, когда она натолкнулась на твердое и единодушное неприятие, поскольку имя Haloid уже имело пятидесятилетнюю историю, и его изменение было бы связано с большими затратами и неудобствами, а слово «Хегох приводило в замешательство, люди не знали, как его произносить, и т. д. Однако Уилсон продолжал упорствовать, и в 1955 году он разослал длинный меморандум, в котором вновь заявил о своей идее. «При всей справедливости ваших возражений, – писал он (как перепечатал Дессауер), – именно сегодня нам следует начать создавать конкурентоспособное торговое имя». Он добавил, что правильный выбор очень важен, потому что «имя компании появится миллионы раз, буквально, на чеках, бланках, финансовых документах, внебиржевых листингах, может быть, иногда в листингах [Нью-Йоркской] фондовой биржи, и если слово Хегох будет появляться там каждый раз, так же как и слово Haloid, через десять лет Хегох станет более сильным именем, чем оно есть сейчас; и никто не переубедит меня в этом». Уилсону нравилось Хегох как корпоративное имя; в какой-то момент он предложил Haloid & Хегох как компромисс. Линовиц выступал в пользу сохранения Haloid как названия компании, но предложил организовать собственную дочернюю фирму Хегох, Incorporated. Какой-то консультант предложил Атеnсаn Xerography Corporation и National Xerographic, Inc. В конечном счете правление, с оговорками, согласилось на имя Haloid Хегох; акционеры одобрили изменение в 1958 году.

Если компания в силу необходимости включилась в копировальный бизнес, ей были также необходимы новые производственные мощности. Сотрудники Haloid работали в разнокалиберных и широко разбросанных ветхих помещениях, расположенных в разных, не очень приятных районах Рочестера. Физический отдел находился в доме на Холленбек-стрит, а позади него – полное сквозняков унылое здание завода Rectigraph. В главном корпоративном офисе компании стояла старая ветхая мебель, а на полу лежал растрескавшийся линолеум. Кончилось тем, что фирма в начале 1960-х передала это помещение городу после того, как не смогла найти на него покупателя. Помещение на Лейк-авеню, где работал научно-исследовательский отдел, было похоже, и действительно им было, на магазин игрушек. Кроме этого, было еще полдюжины других, таких же неприглядных мест.