Дэвид Оуэн - Копии за секунды - История самого незаменимого изобретения XX века

Большинство этих устройств были небольшого размера и дешевыми, и все они удовлетворяли и развивали растущий спрос на копии в возрождающемся американском бизнесе. Карлсон, Уилсон и многие другие в Haloid были уверены, что эти конкурирующие машины в итоге ждет технологический тупик, потому что им были необходимы дорогие расходные материалы и в большинстве случаев они производили скручивающиеся темноватые копии, которые было трудно читать, неприятно трогать и почти невозможно хранить. Но все эти машины, какими бы несовершенными они ни были, существовали на рынке сбыта, в то время как офисной копировальной машины для простой бумаги компании Haloid там не было. Много раз случалось, когда Haloid сталкивалась с вызовами, казавшимися непреодолимыми. Однажды Карлсон сказал Гарольду Кларку, что, если ксерография окажется слишком громоздкой для работы в небольшой машине, они смогут, по крайней мере, утешиться тем, что их работа стала «вдохновителем» для Kodak и ЗМ, ускорив разработку термофакса и верифакса. Кларк сказал потом, что Карлсон сделал это замечание не в отчаянии, а «скорее философски».

Конечно, сейчас нам легко понять, что все эти конкурирующие процессы были обречены: ни одна из вышеупомянутых машин не производится в настоящее время. Фактически, если сейчас поискать на фирмах всей страны, то можно найти одну из них, машину термофакс, которая все еще работает, в частности, в салонах для татуировок, где аппараты иногда используются при изготовлении рисунков для переводных татуировок [27]. Однако в начале 1950-х годов электрофакс, термофакс и другие машины представляли настоящую угрозу. Ни одна из них не могла делать то, что, по мнению Карлсона, Уилсона и ученых Haloid, могла делать ксерография, но каждая из них делала копии, и в то время вы могли бы купить любую из них. С изъянами или без них, они функционировали. А впереди предстояли новые испытания.

Когда Карлсон в 1948 году начал работать консультантом в Haloid, его обязанности были довольно неопределенными. Кроме всего прочего, он помогал Линовицу выполнять патентную работу компании и улаживать периодически возникающие конфликты с институтом Battelle. В Haloid все еще не было полноценной научной группы – основной функцией «научно-исследовательского отдела» Дессауера было проведение рутинных проверок качества фотографической бумаги, – и почти все работы по разработке ксерографии велись в Колумбусе. Карлсон занялся улучшением качества тонеров и носителей, которые использовались учеными в Battelle, но ему приходилось проводить опыты у себя дома в подвале, потому что в Haloid не было химической лаборатории. (Дессауера тревожило, что ксерографические материалы могут повредить чувствительные фотоэмульсии в тесных помещениях Haloid, – тревога обоснованная.) Каждое утро Карлсон приносил на работу образцы тонеров в бутылках из-под содовой воды с крышками из алюминиевой фольги, благодаря чему родилась фирменная шутка, что у ксерографии есть секретная формула, известная только ее изобретателю.

Положение немного улучшилось в 1949 году, когда в Haloid появился Гарольд Кларк, первый физик компании, и для научноисследовательской лаборатории был арендован старый склад магазина бакалейных товаров. Кларку поручили набрать небольшой штат сотрудников лаборатории. В следующем году, в ответ на настойчивые просьбы Карлсона, в Haloid пригласили еще одного патентного адвоката и начали создавать настоящий патентный отдел, который будет расширяться в течение следующих десяти лет, хотя никогда достаточно быстро, чтобы успевать за открытиями ученых из отдела Кларка и других сотрудников. Карлсон мог наконец уделить больше времени экспериментальной работе. В 1953 году компания выделила под его работу отдельную лабораторию и назначила ему в помощники молодого физика Гарольда Богдоноффа. Двое мужчин делили небольшое темное помещение в заднем углу на первом этаже фабрики Rectigraph, которая находилась рядом с домом на Холленбек-стрит, куда теперь переехал отдел Кларка. Прямо над комнатой, где работали Карлсон и Богдонофф, располагалась большая темная фотокомната, и иногда пролитая там жидкость капала на них с потолка.

В 1980 году Богдонофф вспоминал: «Господин Карлсон был простым человеком, не экстравертом и не снобом. Он был уравновешенным человеком, который никогда не богохульствовал». Он также сказал: «На самом деле я не помню, чтобы он когда-нибудь выходил из себя по какому-нибудь поводу. У него были мягкие манеры, и он никогда не повышал голоса. Я не слышал, что бы он когда-нибудь выругался. Мне кажется единственным сильным выражением, которое я от него слышал, было «Черт побери!». Иногда во время экспериментов нас било током от источников высокого напряжения или что-то в этом роде, и это было, пожалуй, единственным случаем, когда он говорил «Черт побери!», но я никогда не слышал от него никаких ругательств».