Теодор Драйзер - Драйзер. Русский дневник

Это заявление представляет собой смесь неискренности, самоуверенности и гордости. Драйзер с радостью обсуждал то, что Кеннел называла его любимым тезисом: человек, одаренный от природы большим умом, всегда оказывается впереди, а обладатель маленького невежественного умишки в борьбе за жизнь плетется сзади. Драйзер повторял эту мантру так часто, что Кеннел начала подозревать: для джентльмена он как-то слишком много протестует. Иными словами, большую часть своей сознательной жизни он изо всех сил старался казаться неординарным человеком. Комментарии Драйзера, разбросанные по всему дневнику, многое говорят о неназванных движущих силах, стоявших за этим «тезисом». Приведем несколько примеров. Беседуя с Бухариным, он воинственно спрашивает: «Можете ли вы назвать человека великого ума, вышедшего из пролетариата?» (см. стр. 289) – в устах всемирно известного писателя пролетарского происхождения это высказывание выглядит по меньшей мере странно. Или возьмем случай на борту судна в порту Гагры на Черном море, где пассажиры второго и третьего классов произвели на него почти животное впечатление: «Их огромная сбившаяся масса вызвала у меня ощущение тошноты» (см. стр. 394). Не нужно быть адептом Фрейда, чтобы по достоинству оценить такой «вербальный промах», сорвавшийся с пера американца – сына иммигранта. В том же духе он защищает американскую юстицию в деле Сакко и Ванцетти: «Я попытался объяснить отношение американского общества к иностранцам, которые не были натурализованы» (см. стр. 359).

Драйзер занимался подобными вопросами и спустя много лет. Он мог, например, в письме Менкену оправдывать свою преданность советской тематике собственными пролетарскими корнями: «Я знаю, что вы не цените обычного человека до тех пор, пока он не проникнется сознанием самоценности. Но я… Как вы заметили, Менкен, я, в отличие от вас, человек с пристрастиями. Я родился бедняком» [56] Письмо Драйзера Менкену от 27 марта 1943 года, см. Mencken H.L. The Dreiser Bugaboo: The Seven Arts (August 1917); rprt. // The Correspondence of Theodore Dreiser & H.L. Mencken, 1907–1945 / Ed. Thomas P. Riggio. Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 1986.2:689. См. также Драйзер Т. Жизнь, искусство и Америка: Статьи, интервью, письма. Сборник/ пер. с англ.; составление и предисловие Ю. Палиевской; комментарий В. Толмачева. М.: Радуга, 1988. С. 355 (пер.). .

Собственно говоря, «личный» элемент приглушенно звучит уже в первых газетных статьях, написанных Драйзером после возвращения из России. Он рассуждает: в новой России, возможно, «в той или иной форме удастся устранить это страшное чувство социального страдания, которое так огорчало меня в Америке с тех пор, как я стал достаточно взрослым, чтобы понимать, что такое социальные невзгоды» [57] Цит. по: Lingeman Richard. Theodore Dreiser: An American Journey, 1908–1945. N.-Y.: G. P. Putnam’s Sons, 1990. P. 309. . Эта сторона его чувств к России стала более ясной в 1930-е годы, когда широко распространившиеся в Америке экономические проблемы побудили Драйзера рассмотреть социальные и политические корни его детских лишений. В процессе этого осмысления он пересмотрел свой предыдущий опыт: «Что касается коммунистической системы, какой я ее видел в России в 1927–1928 годах, то я за нее – обеими руками» [58] Mencken H.L. The Dreiser Bugaboo: The Seven Arts (August 1917); rprt. // The Correspondence of Theodore Dreiser & H.L. Mencken, 1907–1945 / Ed. Thomas P. Riggio. Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 1986. 2:690. .

Русские всегда высоко ценили добрую волю Драйзера, печатали его книги и даже в 1968 году назвали его именем улицу в украинском угольном центре Донецка (бывшее Сталино). Но пока Драйзер находился в России, он оценивал советскую систему гораздо хуже – это он ясно дал понять, когда прощался с Кеннел: «Я лучше умру в Соединенных Штатах, чем буду жить здесь», – ворчал он (см. стр. 411). К этому моменту великий поклонник индивидуализма был совершенно измотан суровыми условиями поездки. Кеннел позже вспоминала о его состоянии так: «Как жалко теперь выглядел американский представитель! Его элегантное светло-серое пальто было все в грязи, его шарф истрепался, костюм был помят, галстук-бабочка утерян, а сам он давно не мылся» [59] Kennell Ruth Epperson. Theodore Dreiser and the Soviet Union. N.-Y.: International Publishers, 1969. P. 184. . Он сидел в ожидании своего поезда; его бронхит усугублялся влажной русской зимой, грудь сжималась от боли, а носовые платки наполнялись быстрее, чем Кеннел успевала их стирать.

Кеннел опасалась, что злоключения последних дней пребывания Драйзера в России скажутся на его публикациях по возвращении в Америку. Но в письме к Кеннел от 24 февраля 1928 года Драйзер выражал надежду, что он избавился от ужасного настроения, которое преследовало его все последнее время, и заверял ее, что в своей книге он «не будет серьезно пытаться подорвать идеалистические представления». Он также прокомментировал новый факт из американской жизни, который резко изменил его оценку положения дел в России: «Кроме того, узнав, что здесь появились очереди за хлебом (впервые с 1910 года), я пришел в ярость, потому что здесь теряется слишком много богатства, чтобы такое допускать. Рассказывая о том, что я видел хорошего и плохого, я собираюсь противопоставить состояние дел там потерям, экстравагантности и социальному безразличию здесь. На меня может обрушиться очередная буря? Вот и хорошо» [60] Письмо Драйзера к Кеннел от 24 февраля 1928 года. Dreiser Collection, Special Collections Department, Van Pelt – Dietrich Library Center, University of Pennsylvania. . Так или иначе, подобное противопоставление стало для Драйзера стандартным инструментом, с помощью которого он всю оставшуюся жизнь критиковал американскую действительность. И, как он и предсказывал, бури были.