Роберт Роупер - Набоков в Америке. По дороге к «Лолите»

Франция – не Германия, но и здесь в конце 1930-х эмигрантов вроде Набокова ждал не самый радушный прием. Несмотря на славу и литературные знакомства, работать на законных основаниях он не мог и до августа 1938 года не имел французской carte d’identité [4] Удостоверение личности ( фр. ). . В Париже Набоковы старались не появляться: там их окружали сплетни, там жила Гуаданини. В конце 1938 года Набоков снова выступал с чтениями в столице, но по большей части они с Верой жили уединенно, на Лазурном Берегу, который в те дни считался теплой и дешевой альтернативой Парижу. Набоков увлеченно работал. Нельзя сказать, что в сочинительстве он искал убежища от личных проблем: Набоков и до семейного кризиса много писал. Вера в тяжелый период жизни тоже не оставляла работы и закончила перевод романа “Приглашение на казнь”, чтобы отослать его литературному агенту в Нью-Йорке.

В 1934 году лондонский литературный агент Набокова продал права на издание в Великобритании двух других романов – “Камера обскура” и “Отчаяние” 10 . Английский перевод “Камеры обскура” разочаровал Набокова: он посчитал его “небрежным, непродуманным, сырым… полным избитых оборотов, которые приглушают… трудные пассажи” 11 , но все-таки позволил издателю Хатчинсону оставить все как есть. Три года спустя, когда нью-йоркский агент Алтаграция де Жаннелли продала права на издание романа в Америке, Набоков сам перевел его на английский, в процессе основательно переписав и дав название, которое, как он полагал, привлечет американцев: Laughter in the Dark (“Смех в темноте”). Тогда он еще не был полностью уверен в своем английском и поэтому договорился с издателем Уолтером Хатчинсоном, что его редакторы проверят перевод и исправят возможные ляпы 12 .

Попутно шла работа над переводом романа “Камера обскура” на французский, шведский, чешский и немецкий языки. Разумеется, английский перевод, учитывая читательскую аудиторию в англоговорящих странах, был самым важным. В Советском Союзе книг Сирина как бы не существовало: родина его литературного дара, где у него были миллионы потенциальных читателей, где он мог бы писать на родном языке и не заботиться о переводах, почивая на лаврах законного наследника самой дорогой и близкой ему традиции – пушкинской, была для него, к несчастью, безвозвратно утрачена. Впрочем, не для него одного. Той России, в которой ему так спокойно и привольно жилось, больше не было. Оставшихся на родине писателей его поколения в большинстве случаев ждал арест и скорый суд в тюремных застенках: так, Исаака Бабеля, автора “Конармии”, арестовали в 1939-м и расстреляли в 1940 году; Осип Мандельштам, арестованный в 1938 году, в декабре того же года погиб в лагере. Знаменитое стихотворение Мандельштама “Горец”, в котором поэт сравнивает “толстые пальцы” Сталина с жирными червями, а “усища” называет “тараканьими”, начинается строчкой: “Мы живем, под собою не чуя страны”. Смысл этих слов в том, что его поколение потеряло Россию навсегда.

Так что переводить собственные книги на английский с тем, чтобы они продавались в Америке, – не худшее занятие для русского писателя в тридцатые годы ХХ века. И если с американской литературой Набоков был толком не знаком и в целом относился к ней довольно пренебрежительно, то английскую и ирландскую он знал хорошо: Шекспир, Стивенсон и Джойс были любимыми его авторами. В детстве мать читала ему английские сказки, так что язык он усвоил с ранних лет. Став чуть постарше, зачитывался романами Майн Рида, ирландца, который участвовал в Мексиканской войне 1846–1848 годов, а затем написал несколько книг о Диком Западе: “Охотники за скальпами”, “Вольные стрелки”, “Смертельный выстрел” и “Всадник без головы”. Набоков утверждал, что именно Рид своими непритязательными, но крайне увлекательными романами открыл для него великие прерии и безбрежные небеса Дикого Запада 13 . Взять хотя бы описание выжженной прерии из “Всадника без головы” (1866):

Кругом не видно ничего, кроме черных просторов. Нигде никакой зелени – ни стебелька, ни травинки. Пожар прошел недавно – во время летнего солнцестояния. Созревшие травы и яркие цветы прерии – все превратилось в пепел под разрушающим дыханием огня. Впереди, направо, налево, насколько хватает зрения, простирается картина опустошения. Небо теперь не лазоревое – оно стало темно-синим, а солнце, хоть и не заслонено облаками, как будто не хочет здесь светить и словно хмурится, глядя на мрачную землю [5] Здесь и далее перевод А. Макаровой (прим. перев.). .