Стивен Каллахэн - Дрейф. Вдохновляющая история изобретателя, потерпевшего кораблекрушение в открытом океане

Более десяти тысяч миль и полтора перехода через Атлантический океан мы с яхтой составляли друг другу компанию. Она видала и покруче. Если дела пойдут хуже, я предприму штормовую тактику: уменьшу парусность, а потом либо лягу в дрейф, либо пойду по ветру. Погодный предсказатель «Pilot charts» обещает для этой части южной Атлантики и этого времени года редкие волны небольшой силы. Сила ветра может достигать семи баллов. Этого достаточно для того, чтобы испортить прическу и обеспечить морское купание прямо на палубе, но недостаточно, чтобы расстроить мои планы. Примерно через две недели я буду лежать на горячем карибском солнце с холодным ромовым пуншем в руке, а «Соло» будет покачиваться на якоре со свернутыми парусами рядом с каким-нибудь утыканным пальмами пляжем.

К счастью, мне редко приходится выходить на палубу. Я поднимаюсь туда, только чтобы зарифить паруса или поменять стаксели. На моей яхте есть внутреннее рулевое управление и центральный пульт информационных приборов. Я сижу под плексигласовой крышкой, которая выглядит как квадратная кабина реактивного самолета. Отсюда я могу управлять яхтой при помощи внутреннего штурвала, регулировать паруса, дотягиваясь через открытый кокпит до судовых уток и лебедок, расположенных рядом с люком, наблюдать – и все это одновременно. Кроме того, можно сверяться с картой на столе, болтать по стоящему рядом радиоприемнику или готовить еду на камбузной плите – и все это не сходя с места. Несмотря на морскую акробатику, каюта остается сравнительно комфортабельной. За исключением капель, просачивающихся через трещины люка, здесь сухо. Воздух тяжелый, сырой от приближающегося шторма, но лакированное дерево каюты тепло мерцает в мягком свете. В срезе древесины я могу разглядеть причудливые очертания животных, людей, спутников. Они успокаивают меня. То малое количество кофе, которое я умудряюсь донести в ходящей ходуном чашке до рта, согревает и помогает сохранять бодрость. Мой желудок, изготовленный из устойчивого к коррозии и взрывам, невосприимчивого ни к чему сплава, совершенно не стремится на диету из крекеров. Я ем до отвала и усердно планирую обед на день рождения, который наступит через два дня. По причине отсутствия духовки я не смогу испечь пирог, но могу попробовать сделать блинчики с шоколадом. Сделаю карри с кроличьей тушенкой, игнорируя французское суеверие, что даже малейшее упоминание о кроликах (lapin) гарантирует экипажу ужаснейшие беды.

В своем плавучем гнезде я чувствую себя в безопасности, но шторм вновь пробудил мои опасения, дремлющие уже неделю. Каждая проносящаяся мимо трехметровая волна несет больше тонн воды, чем в самых смелых моих фантазиях. Ветер свистит на палубе и в снастях. Время от времени корму яхты подкидывает, она подставляет нос ветру, словно хочет увидеть ударяющего ее хулигана. Ослабленный стаксель с грохотом и хлопками треплется на ветру, затем натягивается, и «Соло» разворачивается, чтобы продолжить свой путь. В моем сознании мелькнуло ужасающее видение накатывающей волны-убийцы.

Вызванная совпадением волн, идущих в различных направлениях и с разной скоростью, эта бродячая катастрофа может вырасти в четыре раза выше средней волны. Она способна швырять «Соло» туда-сюда, как детскую игрушку. Сходящиеся в одном месте подошвы волн могут образовать глубокую впадину, в которую мы можем провалиться. Такие аномалии часто наступают с разных сторон, образуя вертикальные утесы, с которых волны скатываются бурными лавинами.

Шесть месяцев назад «Соло» столкнулся с подобным проявлением шторма рядом с Азорскими островами. Небо исчезло, через люк палубы не было видно ничего, кроме мутной морской зелени. Яхта выправилась, и мы продолжили путь, но это было хорошей встряской. Мои книги и секстант перепрыгнули через высокие ограничители, ударились о ломберный столик и раскололи его бортики. Если бы они не ударились о стол, то могли угодить мне в лицо. Мне здорово повезло, но впредь надо быть осторожней.

Катастрофа в море может произойти в один миг, без предупреждения, или же разразиться после долгих дней предчувствия и страха. Это не обязательно случается, когда море неистовствует, вода может быть ровной и гладкой, как лист железа. Удар может обрушиться в любой момент, и при спокойном море, и в шторм, но море никогда не делает этого из злобы или враждебности. Оно не ведает ни ярости, ни гнева. Но оно и не проявляет доброжелательного участия. Море просто существует – беспредельное, могучее и равнодушное. Однако безразличие стихии не обижает. Более того, это одна из главных причин любви к мореплаванию: море делает столь очевидной ничтожность маленького меня и всего человечества.