Дэвид Брукс - Бобо в раю. Откуда берется новая элита

Франклин пропагандировал здоровые амбиции. Его основная мысль заключалась в том, что основная цель жизни – это самосовершенствование и, как следствие, улучшение своего положения в этом мире. Франклин популяризировал типично буржуазные добродетели: бережливость, честность, порядок, умеренность, благоразумие, трудолюбие, настойчивость, сдержанность, целомудрие, чистоту, спокойствие, пунктуальность и смирение. Это не героические добродетели. Они не возбуждают воображение и не разжигают страстей, как присущие аристократам понятия о чести. Не назвать эти добродетели и достоинствами, высокими духом. Зато они практичны и доступны всем. При определенной трудовой дисциплине их может практиковать каждый. «Как мало влияет происхождение на счастье, добродетель или величие», – отмечал Франклин.

Франклин не поощряет интеллектуальную эквилибристику: «Хитрость происходит от недостатка способностей». В его этосе нет места глубокому самоанализу или длительным метафизическим раздумьям: «Со своей стороны я не вижу ничего дурного в том, чтобы время от времени развлечь себя поэзией – это может обогатить язык, но не более того», – писал он. В своих религиозных представлениях Франклин был склонен увязывать божественное с повседневным. «Бог помогает тому, кто сам себе помогает», – проповедовал он, сглаживая пуританскую доктрину о том, что у каждого человека два связанных между собой призвания – одно в этой жизни, другое – в лучшей. Сложно даже представить, чтобы Франклин отказался от мирских устремлений, дабы удалиться в монастырь и размышлять о вечном. Напротив, ему удалось поместить мирские амбиции в рамки непритязательной, но действенной морали. Будь честен. Трудись в поте лица. Не юли. Сосредоточься на конкретных неотложных задачах, не отвлекаясь на абстрактные, утопические идеи. Это он задал тот прямолинейный тон, что характерен для американской народной мудрости: «Рыбу и гостей больше трех дней не держат». Это одно из характерных его выражений, как и многие другие фразы, уже давно стало общим местом.

И хотя сам Франклин был куда более ярким персонажем, нежели любая социальная группа, в его работах в полной мере отражены буржуазные ценности салонного общества. То были люди, верившие в окультуривание и самосовершенствование до тех пор, пока это оправдано успехами в обществе или торговле. Витиеватому барокко они предпочитали чистые линии классицизма. Пышности или изысканным манерам они предпочитали сдержанную благовоспитанность. Они хорошо соображали, но интеллектуализм не был их приоритетом. Их наряды были изрядно пошиты, но оттенки они предпочитали скромные. Они самоотверженно зарабатывали деньги, но богатство побуждало их не к сибаритству, а к самосовершенствованию. Они ценили изящество, но шик и широкие жесты вызывали у них отвращение. Им хотелось быть утонченнее пролетариата, но не ударяться в роскошество подобно аморальным кутилам, какими они считали европейских аристократов. Не зря их назвали средним классом – они ненавидели крайности и ценили благоразумную умеренность.

Уже спустя полвека после кончины Франклина в 1790 году писатели, художники, интеллектуалы и радикалы открыто выступили против растущего господства буржуазии и буржуазных вкусов. Восставшие сосредоточились в Париже – городе, который всего за несколько десятилетий до этого покорил Франклин. В мире, где главенствующую роль играло торговое сословие, у художников не осталось меценатов из аристократии, к которым можно было подольститься. В результате, освободившись от многих не самых приятных условностей, они оказались перед необходимостью самостоятельно добывать себе пропитание в условиях рынка, что зачастую приводило к серьезным потрясениям. Чтобы добиться успеха, писателям и художникам приходилось отныне обращаться к обезличенной аудитории, и многих творческих деятелей раздражала их зависимость от этих развоплощенных патронов из среднего сословия, которые никогда не отдавали должное таланту, будучи просто неспособны его оценить. Все более отмежевываясь от общества, писатели и художники принялись создавать героические образы, дабы подтвердить свою несиюминутную значимость.

Артистическое восстание против торгового сословия весьма точно запечатлел Сесар Гранья в своей книге 1964 года «Богема против буржуа». К 1830-м, отмечает Гранья, болезненное отвращение к буржуазии стало официальной позицией большинства писателей и интеллектуалов. Флобер, будучи отъявленным бунтарем, нередко подписывал свои письма «буржуафоб» и последовательно выступал против «тупых зеленщиков и им подобных». Ненависть к буржуазии он считал «началом всякой добродетели». Стендаль развенчал «филадельфийского ремесленника» Бенджамина Франклина, объявив его ханжой и занудой. Поэт и драматург Альфред де Мюссе обрушился с нападками на самые святые установления салонной публики: «Черт бы побрал семью и общество. Домашний очаг и весь город – к дьяволу. Проклятье на всю нашу родину».