Джим Роджерс - Будущее глазами одного из самых влиятельных инвесторов в мире. Почему Азия станет доминировать, у России есть хорошие шансы, а Европа и Америка продолжат падение

Но даже 100 долларов – это уже вовсе не 35. К 1974 году производство золота не расширялось почти полвека. С установившейся международной ценой на золото (сначала 20 долларов за унцию, потом 35) не стоило разрабатывать новые месторождения. Если у промышленника не было доступа к крупной жиле, он заработал бы не много, ведь цены не собирались подниматься. Однако с повышением спроса и взлетом цен производство стало постепенно расширяться, ведь золотодобытчики не идиоты. Они могли сказать примерно следующее: «Ту жилу, которую я обнаружил в 1966 году, тогда не стоило разрабатывать, ведь золото стоило всего 35 долларов за унцию, но теперь, когда оно идет по 100 долларов за унцию и цена продолжает расти, пора снова открывать эту шахту».

Через шесть лет, весной 1980 года, когда основания были действительно достаточно вескими (недостаток предложения, подорванные позиции американского доллара, национальный долг, крупный торговый дефицит), цена золота достигла уровня 850 долларов за унцию.

Бычий сырьевой рынок длился более пятнадцати лет. Цены повышались, производство расширялось, но, когда предложение превысило спрос, цены на золото и другие сырьевые товары стали снижаться, и эта тенденция закрепилась почти на двадцать следующих лет. Наиболее заметно это было в энергетическом секторе. Цены на нефть в 1970-е годы выросли более чем на 1000 %, а потом на рынке появилось сырье с новых месторождений: нефть поступала из Северного моря, с Аляски, из Мексиканского залива. И в то же время мир начал, в великой мудрости своей, сокращать потребление. Джимми Картера показали по телевизору у камина в свитере. Опустили ручки термостатов. По всему миру распространились малолитражки. Потребление снизилось, предложение увеличилось, стоимость нефти пошла вниз на 18–19 лет. Медвежий сырьевой рынок продолжался до 1990-х.

Это классическая ситуация: средство от высоких цен – сами высокие цены. И это средство работает всегда.

На самом деле сырьевые товары просчитать проще, чем акции. Никто не может рассчитать истинную стоимость IBM, даже президент компании. Для анализа IBM нужно учитывать сотни, тысячи факторов: сотрудников, продукты, запасные части, поставщиков, конкурентов, балансовые отчеты, профсоюзы… Хлопок же, например, просчитать, напротив, очень просто. Все, что нужно знать о хлопке, сводится к следующему: его на рынке слишком мало или слишком много? На хлопок не оказывает влияние то, кто сейчас председатель Федеральной резервной системы. А главе IBM следует знать подобную информацию. Итак, хлопок: много его или мало? Вообще, конечно, ответить на этот вопрос может оказаться совсем непросто, но сам по себе он несложен, к тому же это вообще единственный вопрос, который должен вас интересовать.

Я собирался учредить сырьевой фонд, поэтому мне был нужен собственный индекс. В то время уже существовали товарные индексы, но я не мог доверить им свои деньги из-за плохой организации расчетов и слишком узкого взгляда на положение вещей. Например, сырьевой индекс Goldman Sachs на две трети состоял из энергоресурсов. Что это за индекс такой? С тем же успехом можно вложить средства просто в нефть. Более того, методика расчета индекса менялась ежегодно. Например, животноводческий сектор в один год составлял 26 %, а через несколько лет – 4 %. Нельзя было понять, чем вы будете владеть через три-четыре года. Причем в самом Goldman Sachs этого тоже не знали. А ведь я инвестировал не деньги клиентов, а свои. Банк Goldman Sachs массированно скупал ценные бумаги, играя против собственных клиентов. У меня клиентов не было, я хотел получить что-то, что принесло бы доход мне и тем, кто пожелает инвестировать вместе со мной.

Постоянно изменялся и товарный индекс Доу-Джонса. К тому же в нем, например, алюминий оценивался выше, чем пшеница. А ведь есть люди, которые не только никогда не использовали, но и вообще в глаза не видели алюминия. Зато все зависят от пшеницы! Индекс Reuters/Jefferies CRB (его я тоже рассматривал), одинаково оценивал апельсиновый сок и нефть-сырец.

Еще одна проблема индексов состояла в их географической близорукости. Большинство из них отражали только то, что происходило в тех часовых поясах, где они работали. Они ограничивались товарами, продаваемыми в Лондоне и США. Я не понимал, как с их помощью хоть кто-то может серьезно инвестировать. Это даже нельзя назвать игрой на бирже: в ходе азартной игры по крайней мере знаешь, сколько карт на столе.

Я начал использовать собственный индекс 1 августа 1998 года, что, как выяснилось впоследствии, было очень удачным временем: эта дата попала в пределы тех четырех или шести месяцев, когда девятнадцатилетний медвежий рынок достиг своего дна. Я не очень хорошо выбираю время для операций на рынке и занимаюсь краткосрочной торговлей, но здесь мои расчеты оказались абсолютно верными. Все свои успехи в инвестировании я обычно отношу к своему чутью на крупные изменения и развитие новых тенденций и, как я уже говорил, привык, что обычно я предвосхищаю рынок на год или два, порой даже на три. Но это заметное исключение.