Джек Майер - Храброе сердце Ирены Сендлер

15 ноября в стену, окружившую 400 000 евреев, был положен последний кирпич.

Хотя евреи не имели возможности даже временно покидать территорию, немцы периодически устраивали рейды по гетто и реквизировали из домов мебель и ценные вещи. Эти грабежи закончились, только когда в гетто снова начался тиф.

Но в Варшаву не переставали тянуться потоки голодных, грязных и вымотанных неделями скитаний (нередко пеших) еврейских беженцев. В ответ на звучащий на идиш, немецком, чешском или румынском вопрос, куда им теперь идти, варшавяне направляли их в гетто, где они в самом скором времени вливались в гигантскую армию нищих и чаще всего бездомных людей.

Работники социальных служб лишаются права посещения еврейского сектора города независимо от причин. Выделение социальных пособий и льгот еврейскому населению запрещается.

Доступ в гетто регулировался блокпостами, установленными у 22 прорезанных в стене ворот. По крайней мере раз в день две Ирены, в форме медсестер, показывали свои пропуска работников санэпидемслужбы и въезжали в гетто. Первые несколько раз Ирена немного боялась, но потом поняла, что к документам, подписанным самим доктором Майковским, придраться невозможно. Чтобы не возбуждать лишних подозрений, они взяли за правило въезжать и выезжать из гетто через разные ворота. Попривыкнув, Ирена начала проносить в гетто гораздо больше контрабанды, чем в начале. Будучи женщиной миниатюрной и худенькой, она могла въезжать в гетто, надев на себя до пяти «одежек», а потом оставлять четыре своим подопечным. Деньги и фальшивые документы зашивали в одежду, прятали в двойное дно брезентовых санитарных сумок и заваливали сверху использованными перевязочными материалами, чтобы у немцев не возникало желания эти сумки проверить.

Каждый раз в гетто Ирене казалось, что она попала в какой-то другой мир. Покидая арийские бульвары, где по-прежнему шумела жизнь, сновали трамваи, автомобили, грузовики, извозчики и раздавались звонки велорикш, она вдруг погружалась в зловещую тишину, ибо в гетто было запрещено автомобильное движение. Здесь, казалось, действовали другие физические законы, атмосфера гуще, а гравитация сильнее прижимала людей к земле. Все в гетто носили на рукавах выполненные в точном соответствии с указанными параметрами белые повязки, и Ирена быстро сообразила, что ей лучше всего делать то же самое – так она становилась практически невидимой. Кроме того, вспоминая свои университетские годы, она ощущала внутреннюю потребность носить эту повязку из чувства солидарности.

Варшавяне довольно быстро изучили цветовую палитру армейских и полицейских подразделений. Солдаты Вермахта ходили в зеленой полевой форме, эсэсовцы носили сине-серую, украинцы – желтую, польские жандармы – синюю, еврейская полиция – черно-белую.

После отделения гетто и введения строжайших норм распределения продуктов, приобретать товары из-под полы стало гораздо опаснее и дороже, но, с другой стороны, черный рынок стал абсолютной необходимостью. Евреи без него выжить просто не могли, в результате чего появилась целая подпольная армия контрабандистов и прочих преступных элементов. Рядовыми этой армии были молодые евреи, мальчишки и девчонки, бойкие, юркие и бесстрашные. Они находили способы выбираться за стену через подкопы и проломы, выпрашивали еду на арийской стороне, а потом проносили свою добычу обратно. За ними гонялись еврейские полицаи. Поймав такого мальчишку, они вытряхивали из-под гигантского плаща и из просторных штанов репу, морковь или картофель, которые они пытались пронести в гетто, а потом, как правило, избивали и отправляли в тюрьму на улице Генся.

Другие дети занимались мелкими грабежами: они вертелись рядом с продуктовыми лавками, а потом выхватывали, что получится, из рук выходящих покупателей и пускались наутек. Ирена не единожды видела, как на сумевшего украсть хлеб воришку почти сразу же набрасывались другие дети, валили его наземь и дрались между собой за то, что он не успел съесть сам. Они прямо в пылу драки судорожно набивали себе рты, а потом, когда биться было уже не за что, спокойно помогали друг другу встать на ноги.

Условия жизни в гетто были просто невозможные. В одной комнате ютилось по семь-восемь человек. Улицы превращались в два сплошных, движущихся в противоположных направлениях людских потока. Единственным разрешенным внутри гетто видом транспорта были трамваи, помеченные большими звездами Давида. В гетто не было ни одного парка, ни одного сквера или лужайки, и игровыми площадками для детей стали развалины и горы мусора. В ясные дни бездомные семьи и нищие собирались на солнечных кусках улиц, чтобы немного согреться, и продолжали монотонно просить у прохожих куска хлеба, крыши над головой или хотя бы просто элементарного сочувствия.