Альфонсо Синьорини - Другая Шанель

На Габриель юбка из темного полотна, под которой скрываются штопанные белые чулки. В юбку заправлена блузка с бархатистой опушкой на воротнике. Эта одежда не может спасти от холода. Но девочка не замечает его. Подгоняемая тревогой за маму, она бежит что есть мочи.

– Мадам Казотт! Мадам Казотт!

Она уже знает, что кухарка высунется из окна, проделанного в облупившейся стене таверны. Сначала покажется огромная грудь, а потом и лицо, испещренное лопнувшими под кожей сосудиками.

– Привет, детка. Тебе что-нибудь нужно?

– Мадам Казотт, маме плохо. Ей в самом деле совсем плохо. Вам надо поторопиться…

Хорошо, что она поверила! Габриель не успела договорить, а мадам Казотт уже принялась развязывать ленточки белого фартука, обвязанные вокруг талии. На дороге рядом с девочкой она оказалась даже раньше, чем та ожидала.

– С чего ты взяла, что ей плохо? Что с ней?

Сердобольную женщину, тридцать лет проработавшую на кухне, охватил ужас. Ей известно, насколько слаба здоровьем мать этой девчушки. Два дня назад она сама предложила Жанне хоть немного посидеть дома.

– Я тут и без тебя справлюсь, – сказала она. – К тому же мне помогут Жан Мари и Амели. Не хочу найти тебя где-нибудь в коридоре в глубоком обмороке. Отдохни и наберись сил, ведь мы не хотим потерять тебя.

Она вовсе не шутила, ее действительно пугало, что однажды Жанна свалится в обморок, а то и вовсе сыграет в ящик. Видно было, что ее болезнь прогрессирует, становится все тяжелее, а к докторам Жанна не обращалась.

– Идем, детка, идем. Посмотрим, что там у вас происходит…

Габриель дрожала. От пробежки она немного вспотела, а быть мокрой на ветру просто отвратительно. Но она не станет жаловаться. Мадам Казотт такая добрая, еще вернется за теплой шалью, и время будет упущено. Нет уж, лучше потерпеть…

– Ты что пришла совсем раздетая? Тебе не холодно?

– Мадам Казотт, маме плохо, правда. Она все время кашляет, все сильнее и сильнее.

– Ладно, не волнуйся, мы быстро. Вернее, давай-ка лучше разделимся: я пойду к Жанне, а ты беги домой к доктору Крюшону, на улицу Тьер. Скажи ему, чтобы шел к вам, и попроси поторопиться. У него двуколка – поедете вместе. Ну, до скорого!

Вот это да! Оставить маму так надолго… Никто не смог бы уговорить Габриель сделать это, но кухарка нашла верный тон.

Мадам Казотт знает, что делать, поверила девочка и помчалась в сторону улицы Тьер.

Доктора Крюшона она застала в пижаме, с любимой газетой в руке. Чтобы упросить его оторваться от чтения, ей понадобилось двадцать минут, не меньше. Пятидесятилетняя домоправительница, открывшая дверь, сказала, что доктора нет. Но Габриель услышала сухонькое покашливание, доносившееся из гостиной.

– Доктор! – крикнула девочка от входной двери. – Вы должны выйти! Умоляю вас, пойдемте со мной! Моей маме совсем плохо. У нее изо рта идет кровь, много крови!

Крюшону уже немало лет, и он не мог не понять, насколько все серьезно.

– И далеко ли твой дом, малышка? – спросил он, откладывая газету.

– Тут рядом, доктор. Мы живем на Д’Альзас-Лоррен…

Вскоре двуколка доктора выехала с улицы Тьер. Не успела она остановиться, как Габриель выскочила с криком:

– Мама! Мадам Казотт! Мы здесь! Мы здесь!

Она обнаружила, что Жанна уснула, – возможно, убаюканная мадам Казотт. Кухарка сидела рядом и держала ее за руку, тихонько поглаживая. Жюли и маленькая Антуанетта, испуганные и растерянные, застыли в дверях, все еще с мячом в руках.

Доктор Крюшон поставил чемоданчик и направился к креслу.

– Она ведь не только что заснула, правда? – осторожно спросил он.

И откуда он только знает? Ну да, он же доктор!

Габриель чувствует себя приободрившейся. Мама спит, а когда она проснется, все будет хорошо!

Доктор Крюшон склоняется над Жанной и берет ее за руку.

– Надо разбудить ее. Но осторожно, чтобы не напугать.

Его слова обращены к мадам Казотт. Та шепчет мамино имя, мягкая рука треплет маму по щеке. Крюшон тем временем роется в своем чемоданчике и что-то негромко говорит кухарке. Габриель напрягает слух, но слов разобрать не может.

– Да, доктор, конечно. Я ей скажу. Габи, вам сейчас лучше выйти отсюда. Забирай своих сестренок и идите в другую комнату. Мы вас позовем попозже.

Девочки послушно выходят, хотя Габриель больше всего хочется остаться. Ждать за дверью еще тяжелее, чем смотреть на маму, когда ей плохо. Была бы она взрослой, сама бы спросила у доктора Крюшона, почему у мамы во время кашля изо рта идет кровь! Ей нужно только знать, и все. Ведь не лечить же маму его позвали. Габриель даже представить не может свою маму здоровой и сильной. Она не выздоровеет, не выздоровеет никогда. Маминой болезни уже много лет – ясно, что вылечить ее невозможно.