Адам Бревер - Неприкаянная. Жизнь Мэрилин Монро

Синатра поднимает голову и смотрит на нее поверх газеты.

– Итак, королева вышла-таки из дворца. – Газета падает ему на колени, из нее выскальзывает вкладка, и ветер несет ее по бетонированной площадке.

Он качает головой и отмахивается – уходи.

Она остается. Поправляет очки, которые воспринимает, как часть маскировки какого-нибудь злодея.

– Фрэнк? – голос ее звучит слабо и беспомощно.

Ветер гонит газетную вкладку по кругу и, наконец, швыряет к его ноге. Он раздраженно отбрасывает ее.

– Хватит. Собирай вещи и отправляйся домой.

Он щелкает пальцами – исчезни!

С этим щелчком она делается невидимой. Хватается за перила, чтобы не свалиться. Она не знает, что делать. Разве что слететь по ступенькам и бежать, набирая скорость, в надежде, что ей удастся переплыть озеро Тахо и просто раствориться за ним…

Освещая смерть Мэрилин Монро, «Los Angeles Times» от 6 августа 1962 года сообщала, что «сегодня коронер Теодор Дж. Карфи назначил «психиатрическую аутопсию» Мэрилин Монро». Психиатрическая аутопсия, иногда называемая психологической аутопсией, была разработана и усовершенствована докторами Эдвином Шнейдманом, Норманном Фарбероу и Робертом Литманом из Центра по профилактике суицида в лос-анджелесской окружной больнице общего типа. Их метод основывался на серии бесед с друзьями и коллегами умершего – главным образом, диалоговом собирании свидетельств, способствовавших разработке посмертной психологической истории. Несмотря на то что она могла указать на различные причины смерти, главной ее целью было определить, имело ли место самоубийство. К тому же разработчики данного метода полагали, что практика клинических исследований даст им важную информацию для предотвращения суицидов. Отчет о психологической аутопсии Монро так никогда и не был опубликован. В определенный момент просочилась информация, что в одном из заключений экспертов утверждалось, будто «перед смертью она пребывала в суицидальном состоянии ума», но в газетах об этом не было ни слова – едва ли для кого-либо это являлось новостью.

В качестве подстрочного примечания почти во всех статьях о практике психиатрической аутопсии говорится, что со смертью Мэрилин Монро эти исследования завоевали внимание всей страны.

После ее смерти многие газеты приводили слова Питера Ливатеса, заявившего, что студия не будет претендовать на ее наследство.

В статье «New York Times» от 6 августа, посвященной ее смерти, говорилось, что в последнее время Мэрилин «фактически жила отшельницей».

Ее спальня описывалась как «скудно обставленная». Только кровать. Туалетный столик. Приставной столик. И телефон из прихожей, провод от которого тянулся через смятые простыни.

Это заняло ровно три дня.

Все прошло тихо и спокойно.

В морге Уэствуд-виллидж находились лишь персонал да несколько членов семьи. Чуть поодаль ожидали специалист по гриму и гардеробщица, готовые явиться по первому требованию. Больше никакого не было. Никого, кто представлял бы Голливуд. Джо Ди Маджио об этом позаботился, пробормотав тихим голосом, что именно они это с ней и сделали. Он много чего бормотал, разговаривая вроде как с самим собой. Держался невозмутимо, только поручил Алану Эбботу из «Похоронного бюро Эббота и Хаста» подготовить службу, нанять и расставить по местам шесть охранников из агентства Пинкертона, которые должны проследить за тем, чтобы в морг не пробрались люди из шоу-бизнеса. Кроме того, Джо попросил Эббота не допустить посмертных фотографий, а также удостовериться в том, что с тела ничего не утащат в качестве сувенира. В общем, в морге царила глубокая тишина, нарушаемая лишь работой бальзамировщика да скрипом подошв шести охранников из пинкертоновского детективного агентства.

На третий день – когда ее уже готовы одевать, – что-то идет не так; бальзамировщик не отходит от стола. Она выглядит раздувшейся; шея вспухла, как у бодибилдера: кажется, еще немного – и лопнет. Бальзамировщик отступает на шаг.

– Видите? – спрашивает он Мэри, совладелицу морга. Затем смотрит на Эббота, но тот лишь пожимает плечами. Бальзамировщик не очень-то разговорчив. Предпочитает не высказывать вслух то, о чем лучше не говорить. Когда он заговаривает, окружающие порядком удивляются, едва ли не почитают это за честь.

– Я ведь ничего не придумываю, Мэри, не так ли?