Грэм Робб - Жизнь Бальзака

Помня о его частых переносах родственных чувств на других людей, нетрудно понять, почему Бальзак так настойчиво пишет о решающей роли семьи в обществе и почему его взгляды можно назвать ироническими и даже ханжескими. У него имелся веский повод восхищаться идеей семьи, на практике отвергая ее. В детстве он научился разделять свои чувства на несколько отсеков, каждый из которых отличался последовательностью. Позже он сумел стать сыном нескольким различным матерям. Его «эмоциональные отсеки» отчасти объясняют его плодовитость – а может быть, просто дают урок, как справляться с необузданным эгоизмом. Память – мать муз, но, говорит Бальзак, настоящее искусство заключается в умении забывать – забывать, как матьприрода, «которая постоянно обновляет загадки беспрестанного порождения потомства» 645.

Кажется, что, играя в прятки, проделывая опыты с отцовством и одновременно заводя по две любовницы, несмотря даже на потерю г-жи де Берни, Бальзак достиг открытого моря, куда вышел на всех парусах при попутном ветре и вывесив на мачту самые разные флаги. Тайная жизнь, как измена, служила мощным стимулятором для воображения, производившего правдоподобные истории; а за всем стоял замысел, созданный, может быть, инстинктивно, человеком, привыкшим видеть себя в одиночестве против множества. Сосредоточение желаемой энергии, как известно каждому читателю Бальзака, увеличивает силы стократно. Более того, оно позволяет желающему избежать обнаружения: «Чтобы скрыть свои мысли, должно иметь всего одну. Все сложные умы легко прочесть, и вот почему великих людей всегда дурачили низшие» 646. Однако такую сосредоточенность не следует путать с простодушием крестьянина или зверя. «Никогда не будет разум существовать в стольких различных сферах 647, – хвастал он Эвелине, имея в виду великие романы того периода, «Поиски Абсолюта», «Лилию долины», «Отца Горио», «Серафиту». – Я вынужден быть десятью людьми одновременно, с несколькими запасными мозгами, я никогда не сплю, всегда счастливо черпаю вдохновение и, – почти невозможное сопутствующее обстоятельство, – отказываюсь отвлекаться» 648.

Как обычно, решение проблем Бальзак искал в литературе. Из-за кризисов в настоящей и побочной семьях он принялся глубже исследовать возможности своего вымышленного племени. Незадолго до того он сделал открытие столь бодрящее, что побежал к Лоре, которая жила на правом берегу Сены, и ворвался к ней в дом с криком: «Шляпы долой! Я вот-вот стану гением!» 649Он вдруг понял, что одних и тех же героев можно описывать в разных романах, создав самодостаточную вселенную: конечное утверждение независимости. Немногие писатели до Бальзака осмеливались возвращать героев одних произведений в другие, и ни один не подумал приложить этот принцип ко всему своему творчеству. Вот что особенно радовало Бальзака. Как замечает Пруст, мысль о периодически возникающих персонажах стала не изобретением, а настоящим открытием 650. В течение шести лет Бальзак создавал мир, уже соединенный системой внутренних связей, и вдруг проснулся отцом гигантской семьи 651.

Он немедленно приступил к необходимой корректировке. Поль де Манервиль впервые появился как второстепенный персонаж в «Златоокой девушке» (La Fille aux Yeux d’Or), а затем вышел на первый план в «Брачном контракте» (Le Contrat de Mariage). Но еще до завершения «Брачного контракта» Бальзак сделал неверную жену Поля, Натали, адресатом письма, которым начинается «Лилия долины». Любовник Натали, в свою очередь, неожиданно всплывает в «Брачном контракте». Бальзак постепенно переделывал свои ранние произведения, встраивая их в новую систему: «Загородный бал» был написан за шесть лет до первого появления Поля де Манервиля, но, когда Бальзак в 1842 г. вернулся к нему, Поль де Манервиль назывался одним из возможных поклонников Эмилии де Фонтане. Учитывая сходство Поля с младшим братом Анри, было бы любопытно узнать, что случится с ним после того, как он в 1827 г. уезжает в тропики; но Поль де Манервиль весьма кстати пропадает со страниц «Человеческой комедии», как Анри пропадает из поля зрения родственников. Более поздние упоминания о нем касаются лишь его жизни до 1827 г.

Как только почва была подготовлена, саженец бурно пошел в рост: двадцать три знакомых персонажа в первом издании «Отца Горио», сорок восемь в последующих изданиях 652. Упрочились семейные связи (генеалогия персонажей Бальзака занимает три стены комнаты в его Доме-музее в Пасси). Год за годом он создавал свою вселенную. События и персонажи из других произведений все чаще становились точками сравнения, как если бы они были историческими фактами. Реальных людей подменяли такие же «реальные» персонажи, особенно в последней, крупномасштабной, правке его собрания сочинений. Виктор Гюго или Ламартин превращались в Каналиса, Делакруа становился Жозефом Бридо, и все это огромное превращение – одна из причин того, почему романы Бальзака можно читать до сих пор, не справляясь постоянно со сносками. Вопреки мнению Артура Конан Дойля, утверждавшего, «что он никогда не пытался читать Бальзака, потому что не знал, с чего начать» 653, можно заметить, что каждый роман можно читать, не зная содержания других, и читать их можно в любом порядке.