Дональд Рейфилд - Жизнь Антона Чехова

На поминки в квартиру Чеховых пришла Лика Мизинова. Одетая в траур, она встала у окна и два часа провела у него, молча вглядываясь в даль.

Сразу после похорон Ольга вместе с Евгенией Яковлевной, Машей, Ваней и Мишей выехали в Ялту. Александр в Петербурге в одиночестве оплакивал брата. Однако вскоре Суворин снова пошлет его в Ялту выручать свои письма. Едва опомнившись от горестных событий и невзирая на душевные переживания, Суворин поспешил отречься от Чехова публично. Иван Щеглов в дневниковой записи от 29 июля приводит его слова: «Певец среднего сословия! Никогда большим писателем не был и не будет» [610]. Теперь свои симпатии и он обратил на нового подопечного, пятидесятилетнего философа Василия Розанова.

В день сороковин, 10 августа, кладбищенская церковь Новодевичьего монастыря была полна народу. У могилы Чехова, убранной цветами, монахини пели панихиду. Поклониться Антону пришли Ольга Кундасова и его бывший домохозяин Корнеев; для Евгении Яковлевны он передал просфору с написанными на ней именами почивших Чеховых: «За упокой – Георгия, Якова, Павла, Феодосьи, Николая, Антона». Восемнадцатого августа из Ялты в Москву возвратилась Ольга. У нее на квартире то и дело ночевали брат Константин и Ольга Кундасова. Вдова Чехова включилась в репетиции пьесы «Иванов», и ее трактовка образа обреченной на смерть Анны привела зрителей в особое волнение [611].

Благодаря стараниям Ольги Маше продлили отпуск – немало времени у Чеховых теперь отнимало дело о наследстве. Завещание Антона, написанное им в 1901 году, в котором Маша объявлялась единственной наследницей, было и не по правилам написано, и должным образом не заверено. Его признали недействительным. Однако Ольга отказалась от притязаний на недвижимость – Чеховы восприняли этот ее шаг с облегчением и благодарностью – и даже перевела Маше солидную сумму с их общего с Антоном счета. Доходами Ольги Книппер впредь станут ее театральные заработки как актрисы и пайщицы МХТа. Все члены семьи Чеховых сочли необходимым исполнить волю Антона и передать Маше во владение ялтинский дом, в котором под ее опекой оставалась Евгения Яковлевна. Затем юристам пришлось решать еще одну задачу. Поскольку Антон умер практически без завещания, по закону ему наследовали ближайшие родственники, однако их отказ от наследства повлек бы за собой двойную уплату налогов. Лишь год спустя этот узел был развязан: Ольга и братья подписали доверенность, по которой Маше передавались в дар все доходы от издания сочинений, постановки пьес и иные поступления, связанные с литературным именем Чехова.

Недвижимое имущество и деньги на банковских счетах в целом потянули на восемьдесят тысяч рублей. Маша Чехова стала богатой женщиной [612].

Зная, что из всех Чеховых можно доверять лишь дочери, Евгения Яковлевна наконец успокоилась душой. Из Таганрога к ней на жительство приехала нянька Иринушка, когда-то ходившая за маленьким Антоном. Побывав в Ялте, Александр делился впечатлениями с Ваней: «Бабушка Марьюшка жива, беззуба и помирать не собирается. Маменькой, взамен отравленного Тузика, приобретены две новых, ничего не стоящих дворняжки. Очень боится, и серьезно боится, как бы дети ее не замошенничали наследство и не пустили ее по миру. В благородность детей не верит» [613].

Написал Александр и Мише: «Мать до моего приезда <���…> обо мне твердо и неустанно думала, что я именно и есть главный жулик, способный сбить тебя с толку и сговориться с тобой. Услышав, что я у Ивана подписал отречение, она поклонилась мне чуть ли не в ножки <���…> Писем Суворина отдавать мне не хочет, потому что „не велел Миша“. В общем старухи не скучают, хохочут <���…> и своим положением довольны» [614].

Евгения Яковлевна радовалась и пышному ялтинскому саду, и своему материальному благополучию, и поездкам на автомобиле – новом транспортном средстве, связавшем Ялту с железнодорожным вокзалом. Умерла она в 1919 году в возрасте восьмидесяти четырех лет.

Маша оставила учительское поприще и, движимая чувством долга, решила посвятить себя превращению дома в Аутке в святилище писателя Антона Чехова. Опубликовав (с купюрами) переписку Чехова и посвященные ему воспоминания, она всю оставшуюся жизнь отдала заботе о чеховском архиве. Никогда не выпуская наследие брата из рук, она сохранила его, пронеся через революцию, гражданскую войну, годы сталинского террора и немецкой оккупации. От личной жизни она совсем отказалась [615]. В Мисхоре она купила себе для проживания дачу, которую накануне революции продала за бриллианты ялтинскому дантисту. Умерла она в 1957 году на девяносто пятом году жизни.