Дональд Рейфилд - Жизнь Антона Чехова

Александр в Петербурге тревожился за брата, а Ваня бегал по Москве с поручениями. Миша с Ольгой 6 апреля приехали в Мелихово, чтобы все приготовить к возвращению Антона. Тот оставил Машу без копейки денег, и за время его отсутствия в доме подошли к концу запасы съестного. Миша писал Ване: «Здесь, брат, отчаянное скудоястие <���…> вместо супа варится какая-то холостая бурлада. Будь друг, привези петрушки (корней), морковки и сельдерея. Если хватит тебя, то и луку репчатого. Мы должны теперь откармливать Антона» [385]. Его же Маша просила привезти «говядины для жаркого фунтов десять, самой лучшей», а также писала, что в доме нет пива. Если бы не подруга Мария Дроздова, Маша совсем бы упала духом. Одни только Павел Егорович и Евгения Яковлевна, похоже, оставались в счастливом неведении. Они были озабочены стрижкой овец и уборкой навоза на скотном дворе. Лишь приезд Миши вселил в них подозрение, что с Антоном что-то случилось.

В Великую Страстную пятницу, истощенный и ослабевший, Антон в сопровождении Вани был доставлен в Мелихово и уложен на Машин диван. Не вставая с него, он впрыскивал себе в живот мышьяк и писал письма, но ответы слабо утешали его. Доктор Средин, лечивший себя и других от туберкулеза в Ялте, убеждал Антона ехать в Давос. Писатель Эртель писал ему о своей «воле к жизни» (16 лет назад врачи определили, что жить ему осталось лишь месяц) и спрашивал: так же сильно у Антона желание жить «во что бы то ни стало»? [386]Меньшиков писал, что, читая «Мужиков», плакал. Еще он советовал Чехову пить молоко, настоянное на овсе, и съездить в Алжир, климат которого чудесно сказался на здоровье Альфонса Доде (через восемь месяцев французского писателя не станет) [387].

Эмили Бижон прислала два трогательных послания на французском [388]. Кузен Георгий звал Чехова в Таганрог: «На юге теплее, и дамы страстные» [389]. Лика, приехавшая 12 апреля, накануне Пасхи, отнеслась к Антону с искренним сердечным сочувствием. Из Мелихова она уехала лишь 18 апреля (в Ванин день рождения) вместе с Сашей Селивановой, которая приехала через три дня после нее. Павел Егорович вздохнул с облегчением: «Слава Всевышнему, уехали две толстые дамы» [390].

В Светлое воскресенье, 13 апреля, мелиховские крестьяне, сорок мужиков и двадцать три бабы, пришли с поздравлениями и выстроились в очередь за пасхальными подарками. Павел Егорович оставляет в своем дневнике бодрые записи: «14 апреля <���…> Ростбиф понравился Антоше. <���…> 25 апреля. Березы, тополь, крыжовник, смородина и вишни распустились. Антоша в саду занимается».

Незваные гости – «крикун» Семенкович, Щеглов и ветеринар Глуховской – раздражали Чехова-старшего. Заявились какие-то два студента, обедали, ночевали. Отправив по домам братьев, Антон 19 апреля отважился ненадолго покинуть дом – съездил за пять верст проверить, как идет строительство школы в Новоселках. Доктор Коробов, приехавший в Мелихово не лечить Антона, но сделать с него фотографический снимок, взял с собой Чехова на два дня в Москву. Еще один врач посетил Антона в апреле: окулист Радзвицкий привез ящик бессарабского вина и новые стекла для чеховского пенсне.

Антон был рад, что гости наконец разъехались. Хотя в письмах своей новой пьесой его продолжал донимать Щеглов. С Сувориным Антон поделился, что она будто написана котом, «которому литератор наступил на хвост». Его конфидент оставался единственным человеком, с которым Чехов жаждал общения. Антон послал ему телеграмму, предупреждая, что к концу мая будет в Петербурге, и пошутил: «Женюсь на богатой красивой вдове. Беру 400 тысяч, два парохода и железнодорожный завод». Суворин ответил тоже телеграфом: «Находим, что приданого мало. Просите еще бани и две лавки» [391].

Заболев, Антон решил, что теперь он никому ничего не должен и имеет полное право отправиться в путешествие. Суворину он признался: «Теперь за меня ни одна дура не пойдет, так как я сильно скомпрометировал себя тем, что лежал в клинике». Из Курмажера, курорта для туберкулезников, к нему 5 мая воззвал Левитан: «Что с тобой, неужели в самом деле болезнь легких?! <���…> Сделай все возможное, поезжай на кумыс, лето прекрасно в России, а на зиму поедем на юг, даже в Nervi, вместе мы скучать не будем. Не нужно ли денег?»

Из Наугейма, где Левитан брал лечебные ванны, он снова писал Антону 29 мая: «Крови больше нет? Не совокупляйся часто. Как хорошо приучить себя к отсутствию женщин. Только во сне их видеть много питательнее (я не говорю о поллюциях). <���…> И если Лика у тебя, поцелуй ее в сахарные уста, отнюдь не больше» [392].