Дональд Рейфилд - Жизнь Антона Чехова

Обитатели Мелихова не могли не заметить, что 29 января и 22 февраля Лика Мизинова приезжала и уезжала в сопровождении Игнатия Потапенко. В чеховский тридцать четвертый день рождения, 16 января, а потом в последний раз, 25 февраля, она встречалась с Антоном наедине. Уезжая из Мелихова 31 января, Лика и Потапенко увозили с собой на санках традиционный чеховский «утешительный приз» – двух щенков от Хины, на этот раз согрешившей с дворнягой Шариком. Чем ближе Игнатий сходился с Ликой, тем больше похвалы ему доставалось от Антона. «Насчет Потапенки Вы положительно ошибаетесь: в нем криводушия ни на грош», – писал он Суворину 10 января. Потапенко с Ликой и не пытались скрыть от Чехова своих отношений. Приглашая «синьора Антонио» в Москву отпраздновать Татьянин день, Игнатий писал ему 8 января: «Имеются виды на Марию и Лидию. Сия последняя находится в путешествии, вследствие чего и состою в тоске, так как влюблен в Лидию почти по уши». В те дни он без остановки что-то сочинял – новые жизненные обстоятельства повлекли дополнительные расходы – и продолжал выступать чеховским агентом: собирал гонорары, передавал рукописи, а в середине января даже повел переговоры с неуступчивым Адольфом Марксом о выдаче Антону аванса под роман, который он напишет для «Нивы» в 1895 году. На обороте письма Маркса, давшего положительный ответ, Потапенко сообщил Чехову: «Я сказал, что, по-моему, Чехову надо забраться в какую-нибудь блаженственную страну, но ему мешают заботы о домашних делах. <���…> Голубчик Антон Павлович, уезжайте куда-нибудь под ясное небо – в Италию, в Египет, в Австралию – не все ли равно? Это необходимо, ибо я замечаю в Вас усталость. <���…> Простите мне это вмешательство в Вашу жизнь, но я Вас люблю почти как девушку».

Лика же в письмах намекала, что для Антона еще не все потеряно: «Я окончательно влюблена в… Потапенко! Что же делать, папочка! А Вы все-таки всегда сумеете отделаться от меня и свалить на другого! Мне жаль бедного Игнатия Николаевича – пришлось ехать в такую даль, да еще и говорить! Ужасно! Попросите у него завтра прощения за то, что два дня подряд подвергали его таким наказаниям».

Придумывались важные поводы для встречи: «Голубчик Антон Павлович. У меня к Вам большая просьба. Когда я была в Мелихове, то забыла свой крест и без него чувствую себя очень скверно. <���…> Ради Бога, велите Анюте поискать и наденьте его на себя и привезите. Непременно наденьте его, а то Вы или потеряете, или забудете иначе. Приезжайте, дядя, и не забудьте обо мне. Ваша Лика??»

Между строк чеховских записок к Лике от 20 и 21 февраля, когда они все втроем собрались в Москве, сквозит и запоздалое сожаление, и не угасшее желание: «Лика, дайте мне ручку (с пером); от той, которую мне дали, воняет селедкой. Я давно уже встал. Кофе пил у Филиппова. А. Чехов». «Когда и где Вы сегодня завтракаете? Не найдете ли Вы возможным заглянуть ко мне хотя на секундочку? <���…> Милая Лика, сегодня в 6 ½ часов вечера я уеду в Мелихово. Не хотите ли со мной? Вернулись бы вместе в Москву в субботу. Если не хотите в Мелихово, приезжайте на вокзал. Ваш А. Чехов».

Назавтра после приезда в Мелихово Антона там появились Лика с Потапенко и пробыли у Чеховых четыре дня. В последние дни существования этого странного союза Лика забеременела от Потапенко.

Маша затаила в душе недобрые чувства. Как ей казалось, Лика оставила Антона ради Игнатия; последнему она не могла простить предательства по отношению к другу. К тому же она завидовала, наблюдая бурную личную жизнь подруги. И постаралась сделать так, чтобы они почувствовали себя виноватыми. Двадцать пятого января Лика с Потапенко уехали из Мелихова; следом за ними в Москву отправился и Антон. Вместе с Игнатием он встречался с приехавшим в Москву Сувориным, и все трое ночевали в одной квартире. Двадцать седьмого января Потапенко выехал в Петербург, а оттуда направился в Париж, где его дожидалась вторая жена. На прощание он поднес Маше коробку английских акварельных красок, сопроводив дар многословным пожеланием найти свой путь в художественном творчестве. Маша отреагировала холодно. Накануне отъезда за границу, 1 марта, с отчаянным призывом к Маше обратилась Лика: «Дорогая Маша. Сжалься надо мной и приезжай ради Бога прощаться навсегда с твоей несчастной сестрой. В субботу вечером и уезжаю сначала домой, а оттуда прямо в Париж. Дело это решилось только вчера <���…> Неужели твои портнихи не позволят тебе проститься с человеком, которого когда-то ты считала даже другом! Нет, кроме шуток, а я почему-то надеюсь, что захочешь меня повидать…» К 15 марта Лика была уже в Берлине и собиралась в Париж на встречу с Потапенко.