Барри Майлз - Бит Отель - Гинзберг, Берроуз и Корсо в Париже, 1957–1963

Норс работал со скульптором-греком Такисом, чьи работы представляли собой множество металлических предметов, скрепленных тонкой проволокой, державшиеся в воздухе посредством сильных электромагнитов, казалось, что они не признают силу притяжения. В таком же стиле Такис оформил выставку Норса. Картины парили в воздухе, к стенам они крепились проволокой, и казалось, что только она не дает им упасть. Такис положил несколько металлических пластин Норсу под одежду, поставил его под сложную систему магнитов и сфотографировал, как художник летает, потом он много раз повторял это. Такис был частым гостем в Бит Отеле, и Берроуз даже написал текст для его выставки «Невозможное», которая состоялась в галерее «Айрис Клерт» в 1960 г.

Гай Карлофф, который уехал из отеля и жил в квартире за углом на улице Святого покровителя искусств Андрея, был взбешен тем, что у Норса проходит выставка, когда сам он вот уже как несколько лет безуспешно пытается этого добиться. Он нагрубил Норсу, и они едва не подрались на ступеньках в cave. Несмотря на то что Карлофф был человеком высокого роста, Норс взял его за горло и прижал к стене, тут пришлось вмешаться приятелю Гаи Фроже Норманну Рубингтону. На вернисаже побывал и Анри Мишо, которому по-прежнему было интересно творчество американских изгнанников.

Вскоре после приезда Аллен с Питером договорились о встрече с Мишо. Встретиться они договорились на углу, а потом пошли завтракать в его любимое кафе. Как и раньше, говорили они о наркотиках. Мишо сказал, что ел грибы, но что «теперь его не очень интересуют видения людей под кайфом»: «Теперь мне интереснее, что они потом с этим делают, как они потом рассказывают об этом». Через Мишо Аллен с Питером достали немного мескалина, и Питер вколол себе 250 мг. Он подействовал очень быстро, и это оказалось вовсе не так страшно, как он думал. Через шесть часов, чтобы не потерять кайф, он вколол себе героин.

Питеру нравилось в Париже. Он начал ходить на занятия по французскому, но не блистал там – к примеру, в тесте он написал «Je suis un livre» вместо «J’ai un livre» [76]. Это не сильно печалило его, а поскольку конечной их целью была Индия, он с гораздо большим энтузиазмом изучал хинди. Питер был здоров и отлично себя чувствовал, он стал ходить в спортивный зал и вскоре спал уже с несколькими девушками. Он отпустил волосы и в письме Ле Рою Джонсу писал: «Вскоре мои волосы отрастут до подоконника».

Аллен тоже думал о девушках, но только думал. Как-то апрельским утром в четыре часа утра он набросал черновик стихотворения, которое потом станет «Этому существу нужен секс», и в нем снова зазвучала привычная для него тема – страх перед женщиной:

«Если я хочу продолжить себя, мне придется принять женщину.

…

Неизвестная женщина стоит между мною и забвением:

…

Мне суждено забыть, что я познал впалые щеки Питера и то, какие вольности я себе с ним позволял, и о его отросших волосах, и что каждому придется полюбить женщин, мне нравится чувствовать семя на члене и нравится, когда отсасывает мужчина. Но мне страшно взглянуть в лицо

Настоящего творения

Страшно подумать, что Господь может оказаться женщиной».

На следующий день Аллен, Питер и Грегори в машине своего друга отправились навестить Селина, но оказалось, что он болен и лежит в больнице, так что они просто поглядели на железяки, торчащие из клумб на заброшенной лужайке. Больше они не виделись с Селином, потому что он умер в том же году. В другие дни они все курили и шли смотреть на дымчатые стекла Нотр-Дам и Сен-Шапель и с грустью вспоминали о своем первом посещении Парижа. Гинзберг с большим трепетом воспринял возвращение в город. В своем дневнике он писал: «Лежу голый в постели в доме номер 9 по Жи-ле-Кер, вижу в окошке знакомые дымчатые стекла парижских домов, за углом шумят машины, мчащиеся по вымощенной булыжником мостовой к Сене».

Седьмого апреля Аллен получил из Танжера письмо от Билла: «Прости, что не встретил вас в Париже, но мне уже давно было пора уезжать… Надеюсь, ты развлекаешься в Париже, напиши мне, что собираешься делать. С любовью, Билл». Его письмо не оставляло ощущение того, что человеку, который написал его, плохо, и в нем не было ни слова о том, что он не хочет их видеть. Аллен подумал, что это все выдумки Брайона, и решил общаться с ним с крайней осторожностью. Аллен написал Биллу о том, что его насторожили разговоры Брайона о «психических силах», и том, что он видит себя Хассаном ибн Саббахом, и поинтересовался, действительно ли Билл не хочет с ним встречаться. В ответ Билл написал: «Мне не кажется, что Брайон излишне верит в мистику. Хотя все романисты, которые хоть что-нибудь да значат, это своего рода психологические ассасины… Нет, Аллен, конечно же, я хочу с тобой встретиться, но сначала я хотел, чтобы ты встретился с Брайоном… Приезжай в любое время». Аллен вздохнул свободно и стал развлекаться в Париже с гораздо большим удовольствием.