Доната Митайте - Томас Венцлова

Д. М. Вы упоминали, что Томас Венцлова участвовал в театральных вечеринках после премьеры. Что Вы об этом помните? А. Р. Обычно после премьеры во всех театрах бывает праздничный вечер до первых петухов. Но в Шяуляйском театре была особенная традиция: праздник после премьеры как бы продолжал выпущенный спектакль. Например, после «Кьоджинских перепалок» угощали только рыбой и фруктами, танцевали только тарантеллу, пели только «О соле мио» или хотя бы «итальянские», кто какие умеет, песни. После «Воскресения» Пятраса Вайчюнаса все разодеты «господами», поют довоенные песни Дольскиса и Шабаняускаса, танцуют танго и фокстрот. На стенах висят собранные по всему городу ковры с лебедями и оленями такого стиля, как открытки в составленном Зитой Кяльмицкайте сборнике романсов «Я от любви чахоткой заболел».

Как часто Томас Венцлова бывал на других вечеринках, я не очень помню, но вот ночь после «Как цветение вишни» оставила сильное эмоциональное впечатление. Если вы помните, в Америке Томас писал о вечере, на котором один актер читал стихи и, уже выйдя из театра, признался Томасу, что это литовский поэт-эмигрант Брадунас. Но Томас не упоминал фамилии актера, не описывал саму вечеринку. А было так… 17 ноября 1974 года в честь 70-й годовщины со дня рождения Саломеи Нерис после премьеры спектакля «Как цветение вишни» состоялась очень своеобразная ночь медитаций, совершенно не похожая на развлечение. В подвале сумерки, на сухих ветках плещутся платки, все мы тихо сидим на низких скамьях. Неожиданно композитор Балакаускас садится за пианино, импровизирует… Потом из какого-то темного угла кто-то тоскливо заводит литовскую песню. Мне почему-то мерещится, что между этими низкими скамьями лежал ковер. Все сидят в тишине, говорят полушепотом. И каждый, кто хочет, встает или выходит на этот ковер и читает стихи, но уже не Саломеи Нерис, а то, что его волнует, и то, что нравится, а мы слушаем все в той же тишине. Этим вечером Пранас Пяулокас на самом деле читал Брадунаса… Но Томас не написал о себе. Он и сам вышел на этот ковер, мне кажется, даже сел на пол со стопкой бумажных листов и читал, читал, читал… Не упоминая фамилий поэтов… Читал переводы, читал свою поэзию, читал то, чего никто не печатал, – словом, однажды открыл наиглубочайшие свои глубины. Все молчали, никто не хлопал… Д. М. Что Вы можете сказать о перипетиях отъезда Томаса Венцловы из Литвы?

А. Р. Разные ходили слухи. Я лично помню, как однажды, услышав звонок, открываю дверь и Томас с порога говорит, что ему теперь полегчало, потому что он наконец-то сможет сбросить маску и сказать, кто он на самом деле: член Хельсинкской группы, подал заявление, уезжает. Мы воевали часа три, а то и четыре. Я заняла позицию «Не оставлять Литвы». Если б я знала, что он станет профессором в Йеле, я бы сказала: «Уезжай!» Но я представила, как он из своего, и так уже достаточно тяжелого, положения в Литве попадает в Америке в замкнутую литовскую колонию с ее узкой жизнью, эмигрантской грызней, и была убеждена, что ему уезжать не следует. Ему и в самом деле приходилось нелегко: и не печатают, и цензура, и все прочее. Во время спора он проговорился: «Я знаю, что вы получили указание не давать мне работы» (так он, видимо, понял наше почтительное желание не использовать его для будничных дел). Я чуть со стула не упала. Говорю: «Томас, я не героиня, если бы я получила указание из ЦК не давать тебе работы или уволить тебя из завлитов, наверное, так бы и сделала». Вижу, что его не убедила: «Вы меня мало нагружали работой. Я знаю, что должен делать завлит, вы мне этой работы не давали».

Д. М. Вам казалось, что он в Америке не устроится? А. Р. Я просто была в этом уверена. Мало ли было таких случаев после войны? Сколько светил нашей интеллигенции не могли продолжать своей профессиональной деятельности. Сколько в послевоенный период там было таких личностей, как актер Качинскас… Браздженис с чего начинал, Раштикисы… Мне казалось, что Томас Венцлова нужен здесь, в Литве, а то, что он будет делать в Америке, для него лично станет катастрофой. Д. М. Это была ваша последняя встреча с Томасом Венцловой? А. Р. Мы встретились в 1995 году, когда ему и мне вручали орден Гедиминаса. Томас возбужденно рассказывал о своей дочери Марии, познакомил с женой, мы с ним вспомнили Шяуляй…

Вильнюс, 30 января 2001 года

ДОНАТА МИТАЙТЕ: Расскажите о начале Вашего знакомства с Томасом Венцловой.