Пол Стретерн: Кант

Стиль Канта, как известно, отличается многословием, но, по отзывам современников, его лекции были совсем иными. У него было короткое, искривленное тело, и над кафедрой виднелась лишь его голова в парике, его лицо со строгими, четкими чертами. Но эта говорящая голова была вместилищем мудрости, средоточием остроумия, фантастической эрудиции и необычных идей. Лекции Канта пользовались огромной популярностью у студентов. Слава философа росла, чему способствовали его многочисленные трактаты на разные научные темы. Его знаменитые летние лекции по географии всегда привлекали толпы людей, не имевших прямого отношения к университету. Чтения продолжались тридцать лет подряд и снискали Канту репутацию первого университетского преподавателя физической географии, несмотря на то что в течение всей своей жизни сам он никогда не видел ни одной горы или открытого Балтийского моря (лежащего на расстоянии всего лишь 30 километров от Кёнигсберга). Яркие и наблюдательные описания далеких стран, о которых сам он увлеченно читал долгими зимними вечерами, когда над улочками Кёнигсберга опускался холодный туман, будили воображение слушателей.

Кант также начал читать лекции по философии, и вскоре стало очевидно, что он совершал дерзкие вылазки на враждебные ему территории этики и эпистемологии, вырывался за дальние пределы логики и даже в края столь далекие от цивилизации, как метафизика (и обитал там какое-то время, чтобы затем поведать об этом миру). Между тем из-под его пера продолжали выходить трактаты на более приземленные темы, такие как фейерверки и военная оборона, кроме того, он вплотную занялся космогонической теорией. Увы, несмотря на это, Канту дважды отказали в профессорстве в Кёнигсбергском университете. Причины отказа до конца не ясны, но есть подозрения, что свою роль сыграл провинциальный снобизм. Или же начальство просто не любило Канта. Но, когда от берлинского руководства поступило предложение занять престижный пост профессора поэзии и красноречия, пустовавший в Кёнигсберге уже два года, Кант отказался.

К счастью, в 1770 г. руководство Кёнигсбергского университета смягчилось, и Канта назначили профессором логики и метафизики. Теперь, в возрасте сорока шести лет, он проникся критическим отношением к трудам Лейбница и его приверженцев-рационалистов, которые подмяли под себя всю немецкую философию. Эмпиризм Юма казался неоспоримым, и в конце концов Кант заразился даже его скептицизмом. Предметы, причина и следствие, непрерывность и даже наше «я» – все эти понятия оказались ложными, ибо оставались за пределами нашего опыта, который был единственным источником знания. Кант принял это, потому что счел идеи Юма логически неопровержимыми. Вместе с тем он был явно недоволен столь бесплодным положением дел. Казалось, будто для дальнейшего развития философии уже не оставалось места. Неужели она и впрямь исчерпала себя?

Чуть позже, изучая «Исследование о человеческом разуме» Юма, Кант «пробудился от догматического сна». Внутреннее озарение подсказало ему, как можно создать систему и найти ответ на деструктивный скептицизм Юма, угрожавший уничтожить метафизику навсегда.

Целых одиннадцать лет Кант ничего не публиковал, продолжая систематизировать свои философские воззрения. Он вел на редкость упорядоченную жизнь. В эти же годы его страсть к порядку и размеренности сделалась поистине легендарной. По выражению Гейне, Кант каждый день «просыпался, пил кофе, писал, читал лекции, обедал, гулял в одно и то же время». Когда Иммануил Кант в своем сером сюртуке с тростью в руке выходил из дверей дома и отправлялся на прогулку по усаженной липами аллее, которая до сих пор называется «тропой философа», соседи точно знали, что на часах ровно половина четвертого. Так он прогуливался в любое время года при любой погоде. Если серые тучи угрожали разразиться дождем, его старый слуга Лампе отправлялся следом за ним, неся под мышкой зонт – этакий символ благоразумия. Своему правилу Кант якобы изменил только один раз в жизни: в тот день он начал читать «Эмиля» Руссо и так увлекся, что решил дочитать книгу до конца и не пошел на прогулку. Лишь Руссо с его романтическими переживаниями заставил его один раз изменить своим привычкам. Но даже столь сильные чувства были неспособны внести диссонанс в его размеренную, упорядоченную жизнь. Хотя Кант в те годы дважды подумывал о женитьбе, в обоих случаях он так долго тянул с решением, что, когда наконец склонялся к столь смелому шагу, выяснялось, что невесты у него уже нет: одна успела выйти замуж за другого, а вторая насовсем уехала из Кёнигсберга. Кант не принадлежал к числу тех, кто принимал скоропалительные решения. И все же его восхищение романтическими идеями Руссо не ограничивалось лишь теорией. Годы спустя, когда многие идеи философа нашли воплощение во время Французской революции, Кант расплакался от радости, что было редким проявлением чувств для консервативного провинциального Кёнигсберга и, вероятно, уникальным событием в глазах преподавательского состава университета.