Пол Стретерн - Кьеркегор

В это время отношения сына с отцом претерпевают решительную перемену. Судя по всему, озабоченный передачей фамильного проклятия Кьеркегор-старший сделал несколько признаний своему крайне впечатлительному сыну и, в частности, рассказал, как давным-давно, на холме в Ютландии, проклял Бога. Говорят, Кьеркегор-младший отпрянул в ужасе от этих откровений, после чего ударился в пьянство и распутство.

Высказывались предположения, что за всем этим кроется нечто большее. Вполне возможно, что к этому времени Кьеркегор, устав от деспотического влияния отца, искал повода, чтобы освободиться от него. Также возможно, что признания набожного старика содержали не только теологический аспект. Не исключено, что он сознался и в прелюбодеянии, а точнее в том, что спал со служанкой (своей будущей второй женой, матерью Кьеркегора), когда его первая жена лежала на смертном одре. Это объясняло бы драматический – или срежиссированный им самим – поворот в поведении молодого человека (который отпустил вожжи вовсе не так уж сильно, как пожелал представить это другим). И наконец, высказывались догадки, что старик Кьеркегор сознался не только в детском богохульстве и грешках молодости, но и кое в чем посерьезнее. По мнению критика Рональда Гримсли, тайные записи в дневниках Кьеркегора-старшего свидетельствуют о том, что он бывал в борделе, где заразился сифилисом, который мог затем передаться сыну. Последующее поведение Кьеркегора-младшего отчасти подтверждает это страшное предположение.

В рамках кампании беспутства (включавшей такие омерзительные грехи, как шумные попойки в кабачках и хождение по главной улице с зажженной сигарой) Кьеркегор даже посетил бордель.

Как и случается с большинством в такого рода случаях (хотя лишь немногие решаются это признать), предприятие закончилось полным фиаско. Той ночью он оставил в дневнике малоразборчивую запись: «Боже мой, Боже мой… (Для чего Ты меня оставил?) …Это скотское хихиканье…» В миг отчаяния Кьеркегору вспомнились слова Христа на кресте. Как ни пытался он бежать от религии, она все равно была его духовным руководством.

Эпизод этот так и остался единственным за всю жизнь Кьеркегора сексуальным опытом. Позднейшие записи дают основание предположить, что его постигло нечто большее, нежели заурядное унижение. Он пишет, что ему «было отказано в физических качествах, необходимых для того, чтобы стать полноценным мужчиной». Также в его записях часто упоминается «заноза в плоти», а однажды – «диспропорция между телом и душой». Можно только догадываться о деталях этого очень личного несчастья, заключавшегося, возможно, в том числе и в половом бессилии.

Некоторые утверждают, что все это ставит Кьеркегора в особое положение, и, следовательно, его жизнь и творчество нужно рассматривать как «особый случай». Это утверждение совершенно не соответствует истине. Гораздо правдоподобнее представляется точка зрения, согласно которой эта личная трагедия стала незаживающей язвой, усиливавшей страдания Кьеркегора и доводившей их до той крайней точки, в которой он становился более человечным. Парадоксальным образом она и отчуждала его от жизни, и, на другом уровне, еще сильнее окунала в нее. Неизбывное страдание заставляло еще глубже осознавать и тщетность бытия, и самый сокровенный смысл человеческого существования.

Весной 1836 г. Кьеркегор испытал кризис отчаяния, вызванный видением собственного внутреннего мира, безнадежно пораженного цинизмом. Открытие потрясло его. За маской язвительного курильщика сигар и забавника скрывалась внутренняя пустота. Он начал всерьез подумывать о самоубийстве.

19 мая 1838 г. Кьеркегор пережил духовный опыт, о котором отозвался в дневнике как о «великом землетрясении»: «Только теперь… я нашел облегчение в мысли, что отец мой исполнял тяжкий долг, неся нам утешение религией, содействуя в том, чтобы лучший мир открылся нам – быть может, пусть даже в этом мы потеряли все…» Путь был открыт. Теперь он мог вернуться к Богу и примириться с отцом. Времени хватило едва. Через три месяца родителя не стало. В представлении Кьеркегора отец умер, чтобы он мог «стать чем-то». Богатое воображение часто толкало его к мифологизации событий, которые производили на него особенно сильное впечатление. Но таким способом он придавал значимость своей жизни.

После смерти отца Кьеркегору досталось значительное наследство, более двадцати тысяч крон. (По его расчетам, этого должно было хватить лет на десять, а то и двадцать.) Вот так в мгновение ока он стал одним из богатейших молодых людей в Копенгагене и завидным женихом.