Уолтер Айзексон - Эйнштейн. Его жизнь и его Вселенная

Сейчас, когда звездная болезнь проникла во все слои повседневной жизни, трудно себе представить, как сто лет назад приличные люди сторонились рекламы и презирали тех, кто пользовался ее плодами. Особенно это относилось к миру науки, где считалось неприличным привлекать внимание к своей персоне. Друг Эйнштейна Макс Борн сразу после наблюдения солнечного затмения опубликовал книгу по теории относительности. На фронтисписе ее первого издания он поместил фотографию Эйнштейна и его краткую биографию. Макс фон Лауэ, друживший с обоими, был шокирован и написал Борну, что для научной книги, даже научно-популярной, это не подходит. Пристыженный, Борн убрал из следующего издания и то и другое 18.

Именно поэтому Борн пришел в смятение, когда в 1920 году было объявлено, что Эйнштейн принимал участие в подготовке к публикации своей биографии, написанной еврейским журналистом Александром Мошковским, автором главным образом юмористических и оккультных книг. На титульном листе книги сообщалось, что она, как фактически и было, составлена на основе разговоров с Эйнштейном. Мошковский был компанейским человеком. Во время войны он помогал Эйнштейну и ввел его в окололитературный кружок, группировавшийся вокруг кафе “Берлин”.

Верующим евреем Борн не был. Он страстно хотел ассимилироваться и стать полноправным членом немецкого общества. Борн боялся, что книга разворошит угли подспудно тлевшего антисемитизма. “На теории Эйнштейна коллеги поставили клеймо “жидовская физика”, – вспоминал Борн, говоря о все возраставшем числе немецких националистов, которые ставили Эйнштейну в вину абстрактный характер его теорий и считали моральный “релятивизм” их неотъемлемой составной частью. – А тут появляется еврейский автор, уже выпустивший несколько книг с фривольными заголовками и теперь желающий написать подобную же книгу об Эйнштейне”. Поэтому и Борн, и его жена Гедвига, никогда не стеснявшаяся отчитывать Эйнштейна, и их друзья были резко против ее публикации.

“Вы немедленно, заказным письмом должны отозвать разрешение на публикацию”, – кипятилась Гедвига. Она предупреждала, что желтая пресса использует эту книгу, чтобы опозорить его и представить евреем, занимающимся саморекламой: “На вас спустят новую, еще более свирепую свору собак”. Грех, подчеркивала она, не в том, что он говорит, но в самом факте согласия на публичность:

В этих обстоятельствах, если бы я не знала вас так хорошо, я не могла бы даже допустить бесхитростность ваших намерений. Я бы списала это на тщеславие. Для всех, кроме четырех или пяти ваших друзей, эта книга будет означать вашу нравственную смерть. Впоследствии она может стать прекрасным подтверждением обвинения в том, что вы занимаетесь саморекламой” 19.

А еще через неделю ее муж, пытаясь урезонить Эйнштейна, предостерегал: если он не приостановит публикацию, это станет триумфом всех его недоброжелателей – антисемитов: “Ваши еврейские “друзья” [то есть Мошковский] преуспеют в том, чего не удалось добиться целой своре антисемитов”.

Если Мошковский не захочет отказаться от своей затеи, настаивал Борн, Эйнштейн должен добиться запрета книги через прокуратуру. “Обязательно надо, чтобы об этом написали все газеты, – настаивал он. – Я пошлю вам точные указания, куда надо обращаться”. Как и многих друзей, Борна беспокоило, что Эльза легко поддавалась соблазну публичности. Он убеждал Эйнштейна: “В этих делах вы дитя малое. Мы все вас любим, и вы должны прислушаться к нашему мнению (а не своей жены)” 20.

Эйнштейн в какой-то мере последовал совету друзей. Он отправил Мошковскому заказное письмо, потребовав не публиковать его “великолепную” работу. Но Мошковский не был намерен отступать, а Эйнштейн не воспользовался помощью юристов. Оба, и Эренфест, и Лоренц согласились, что обращение в суд только нагнетет страсти. Но Борн был с ними не согласен. “Вы можете бежать в Голландию”, сказал он Эйнштейну, ссылаясь на непрекращающиеся усилия Эренфеста и Лоренца уговорить его перебраться туда, но остающиеся в Германии друзья-евреи “почувствуют это зловоние” 21.

Эйнштейн не придавал большого значения страхам друзей, что позволило ему отнестись к этой ситуации скорее с удивлением, чем с беспокойством. “Это меня не касается, как вообще всяческая суета и суждения всех и каждого, – говорил он – Все предначертанное мне я перенесу как сторонний наблюдатель” 22. Появление книги сделало Эйнштейна легкой мишенью для антисемитов. Они использовали ее, чтобы утвердить мнение об Эйнштейне как о человеке, занимающемся саморекламой и пытающемся превратить свою науку в бизнес 23. Но большого шума не последовало. Как заметил Эйнштейн Борну, “земля не содрогнулась”.