Уолтер Айзексон - Эйнштейн. Его жизнь и его Вселенная

И это было совсем не смешно. Всего через несколько месяцев после того, как он стал мировой знаменитостью, именно так и произошло. Было объявлено, что в начале 1920 года Эйнштейну будет вручена престижная золотая медаль Британского королевского астрономического общества. Но из-за протестов шовинистически настроенных борцов за чистоту нравов этой чести он удостоен не был 30. Однако гораздо более зловещим было то, что вскоре в его родной стране маленькая, но все время растущая группка людей громко заговорила о том, что Эйнштейн скорее еврей, чем немец.

Эйнштейн любил изображать себя отшельником. Смеялся он заразительно, но его смех был похож на странные звуки, издаваемые тюленем. Иногда этот смех был скорее обидным, а не ободряющим. Он любил бывать в компании музыкантов и рассуждать за чашкой крепкого кофе с сигарой. При этом существовала едва заметная стена, отделяющая его даже от семьи и близких друзей 31. Еще со времени “Академии Олимпия” он часто посещал многие кладовые ума, но дальних уголков сердец избегал.

Он не любил, когда его стесняли, и бывал холоден с членами своей семьи. Однако ему нравилось поддерживать хорошие отношения с друзьями-интеллектуалами, дружба с многими из которых продолжалась всю его жизнь. Он доброжелательно относился к людям всех возрастов и званий, попадавшим в его поле зрения, ладил с сотрудниками и коллегами, стремился быть доброжелательным по отношению ко всему человечеству. До тех пор пока ему не предъявляли чрезмерных требований или не ожидали от него бурного проявления эмоций, Эйнштейн мог поддерживать приятельские и даже близкие отношения.

Такая смесь холодности и сердечности была причиной какой-то не совсем обычной отрешенности Эйнштейна, когда он оказывался в потоке человеческих проблем окружающего его мира. “Мое обостренное чувство социальной справедливости и ответственности перед обществом всегда странно контрастировало с ярко выраженным отсутствием необходимости непосредственного общения с другими людьми и человеческими сообществами, – свидетельствовал он сам. – Я и в самом деле “одинокий скиталец”, никогда не отдававший всего себя ни моей стране, ни моему дому, ни моим друзьям, ни даже моей семье; несмотря на все эти связи, чувство отстраненности никогда меня не покидало, и уединение было мне необходимо” 32.

Даже коллеги Эйнштейна удивлялись, насколько его доброжелательные улыбки, раздаваемые всему человечеству, отличались от отчужденности, проявлявшейся в отношениях с близкими людьми. “Я не знаю никого, кто был бы столь одинок и бесстрастен, как Эйнштейн, – говорил один из его соавторов, Леопольд Инфельд. – Его сердце никогда не кровоточило, он спокойно и радостно двигался по жизни, не испытывая сильных эмоций. Его необычайная доброта и любезность были совершенно обезличены, казалось, они исходят от кого-то другого” 33.

Макс Борн, еще один близкий друг и коллега Эйнштейна, отмечал ту же характерную черту его поведения, которая, как кажется, объясняет, почему Эйнштейну в какой-то мере удалось остаться в стороне от бедствий, потрясших Европу во время Первой мировой войны. “При всей его доброте, общительности и любви к человечеству он тем не менее был полностью отстранен от своего окружения и составлявших его людей” 34.

Создается впечатление, что присущая Эйнштейну отстраненность и научное творчество были каким-то непостижимым образом связаны. По словам его коллеги Абрахама Пайса, эта беспристрастность была следствием сразу бросавшейся в глаза характерной черты Эйнштейна – “отчужденности”, что заставляло его отрицать как традиционную мудрость науки, так и эмоциональную близость. И в науке, и в такой милитаризованной культурной среде, какая была в Германии, легче чувствовать себя нонконформистом и бунтарем, когда можешь легко отстраниться от окружающих. “Отчужденность позволяла ему идти по жизни погруженным в свои мысли”, – говорил Пайс. Она же позволяла ему – или вынуждала его – строить свои теории “целеустремленно и без посторонней помощи” 35.

Эйнштейн осознавал наличие противоборствующих сил в своей душе, но, казалось, считал, что так устроены все люди. “Человек одновременно является и обособленным, и общественным существом”, – говорил он 36. Его стремление к обособлению вступало в конфликт с желанием дружеского общения, зеркально отражая его стремление к славе и одновременную антипатию к ней. Используя терминологию психоанализа, один из его основоположников Эрик Эриксон описал Эйнштейна так: “Определенное чередование разобщенности и дружелюбия, по-видимому, поддерживало в нем характерологическую особенность, называемую динамической поляризацией” 37.