Элизабет Гаскелл - Жизнь Шарлотты Бронте

Настроение, о котором тут говорится, не приходило, и на то существовали причины. Нарушения пищеварения, тошнота, головные боли, бессонница – все это, вместе взятое, порождало дурное расположение духа. Смерть старого бедолаги Сторожа, пса Эмили, тоже не прибавило радости. Когда-то он появился в пасторате в полном расцвете сил, свирепый и драчливый. Мрачно и непокорно он встретил свою хозяйку – неукротимую Эмили. Она сумела покорить его, и Сторож, как все собаки его породы, боялся, уважал и любил ее. После смерти Эмили он горевал о ней со всей умилительной верностью, свойственной собачьей натуре, вплоть до самых преклонных лет. Вот что писала о нем Шарлотта:

Бедный старый Сторож умер утром в понедельник, проболев всего одну ночь. Он тихо отошел во сне. Мы похоронили верного друга в саду. Флосси («толстая кудрявая собачка») ходит хмурая: ей явно не хватает его. Есть что-то очень печальное в потере старой собаки, но я рада, что он умер естественной смертью. Некоторые намекали на необходимость его усыпить, однако ни папа, ни я даже не думали об этом.

Когда Шарлотта писала эти строки, 8 декабря, она уже была жестоко простужена и страдала от боли в боку. Болезнь усилилась, и 17 декабря она – такая терпеливая, всегда молча переносившая страдания и боявшаяся стать обузой для других – вынуждена была позвать на помощь подругу.

В настоящее время я не могу приехать к тебе, но буду очень благодарна, если ты сможешь навестить меня, хотя бы на несколько дней. По правде сказать, мне было очень нехорошо весь последний месяц. Я надеялась, что дело пойдет на поправку, но в конце концов была вынуждена вызвать врача. Иногда я чувствую сильную слабость и упадок сил, и мне хочется общества, но я не могу заставить себя сделаться эгоисткой и попросить тебя приехать просто для того, чтобы почувствовать облегчение. Доктор меня обнадеживает, но до сих пор мне лучше не стало. Поскольку болезнь подбиралась очень долго, она не может исчезнуть сразу. Я не лежу в постели, но очень слаба: аппетита нет уже около трех недель и очень плохо сплю по ночам. Я отлично знаю, что крайний упадок настроения, продолжавшийся очень долго, и явился причиной болезни; немного общения для меня полезнее, чем галлоны лекарств. Если только можешь , приезжай в пятницу. Напиши завтра и скажи, возможно ли это и в какое время ты будешь в Китли, чтобы я послала за тобой двуколку. Я не прошу оставаться долго, несколько дней – вот все, что мне нужно.

Разумеется, подруга приехала, и ее общество принесло мисс Бронте определенную пользу. Однако зло укоренилось слишком глубоко, чтобы «немного общения», о чем Шарлотта так трогательно просила, изменило ситуацию.

Рецидив не заставил себя ждать. Шарлотте сделалось совсем плохо, а лекарства, которые она принимала, оказали не совсем обычное воздействие на ее хрупкий и чувствительный организм. Мистер Бронте ужасно волновался о самочувствии своего единственного оставшегося ребенка, поскольку дочь дошла до последней степени слабости и в течение целой недели не могла глотать пищу. Когда Шарлотта немного поправилась, весь ее дневной рацион составляли полчашки супа, которым ее поили с ложечки. Однако она сумела ради спокойствия отца покинуть постель и в одиночестве терпела, ожидая, когда пройдет худшее.

Когда она пошла на поправку, ей была нужна поддержка, и тогда она обратилась к подруге с просьбой посетить Хауорт. Во все время болезни мисс Бронте ее подруга мисс *** просила разрешения приехать, однако больная отказывала ей в этом, так как «уже обременила ее однажды и было бы жестоко повторять это». Даже в самое трудное время болезни Шарлотта не теряла чувство юмора и писала подруге о том, как перехватила письмо мисс *** к мистеру Бронте, поскольку подозревала, что это послание подогреет его тревогу о здоровье дочери, и потому, «сразу догадавшись о его содержании, оставила его себе».

К счастью для всех, мистер Бронте этой зимой чувствовал себя превосходно: отлично спал, пребывал в хорошем настроении и проявлял прекрасный аппетит; по всему было видно, что он полон сил. Шарлотта могла без особого беспокойства оставить его, чтобы провести неделю у подруги.

Доброе внимание и дружеские беседы с членами семейства, у которого она гостила, весьма благотворно сказались на ее состоянии. Их совершенно не заботил некий Каррер Белл, они знали и любили ее в течение многих лет как Шарлотту Бронте, и ее болезненная слабость вызывала у них желание позаботиться об одинокой женщине, которую они когда-то знали маленькой, лишившейся матери школьницей.