Майкл Робертс - Grace. Автобиография

Впрочем, нельзя сказать, чтобы ее это останавливало.

Вскоре после моей фотосессии мы оказались в Париже на показе коллекции Жан-Поля Готье, вдохновленной традиционным платьем евреев-хасидов. Коллекция была крайне неоднозначной; у одних она вызывала восторг, у других – отторжение. Кто-то даже почувствовал себя оскорбленным, считая ее насмешкой над религией. Но стоило разобрать «лук» на составные части, как становилось ясно, что одежда на самом деле очень красивая: насыщенная вышивка и икринки бисера на черном шелке и сером атласе выглядели очень изысканно. После показа Анна, как обычно, попросила каждого из нас выразить свое мнение. Карлин высказалась в своей привычной манере:

– Je déteste ça. C’est tout ce que je déteste [39] , – отрезала она.

Я уже успела сказать в финале дефиле, что коллекция красивая и мне она очень понравилась. Поэтому Анна, выслушав всех, объявила, что коллекцию для журнала буду фотографировать я, «потому что Грейс она нравится». До сих пор эксклюзивное право снимать то, что называлось «дизайнерской историей», принадлежало Карлин – независимо от того, нравился ей материал или нет. И на этот раз она взорвалась. Анну крайне удивило желание Карлин фотографировать «ненавистную» коллекцию. После этого Карлин исчезла с показов на целых четыре дня. Вернувшись, она встретилась с Анной и со мной и по взаимному согласию стала работать внештатно.

Маятник снова качнулся в мою сторону с восхождением звезды дизайнера Джона Гальяно. Эксцентричный и непредсказуемый, он переместил свои романтические показы в Париж, в котором решил прочно обосноваться. Ранние коллекции Джона лондонского периода практически не присутствовали на наших страницах: в середине восьмидесятых, когда он только появился на сцене, Анна как раз перешла в британский Vogue и была настроена посвятить журнал целеустремленным и практичным костюмам, а не ностальгически печальным образам, к тому же заляпанным грязью. Первый большой показ Джона – недавнего выпускника Центрального колледжа искусства и дизайна Святого Мартина, который затмил именитых дизайнеров Лондонской недели моды, – как раз был посвящен одежде, ломающей стереотипы. Здесь царствовали длинные, пастельных цветов, ночные рубашки из полосатого фланелета, надетые под огромные бесформенные и дырявые свитера и дополненные пыльными, грязными мужскими ботинками, парой старых сломанных будильников в качестве броши и цилиндрами, усыпанными ветками. По причинам, лучше известным Джону и его музе Аманде Харлек (видимо, вдохновлявшей его на создание образов охотой, стрельбой и рыбалкой), в финале шоу одна из моделей вышла на подиум с большой рыбиной – это была свежая макрель – и швырнула ее в первый ряд, где она шлепнулась на колени миссис Бурштейн, владелицы бутика Browns . Если учесть, что в знак уважения к таланту Гальяно бедняжка недавно заполнила витрину своего эксклюзивного магазина в лондонском Вест-Энде его дипломной коллекцией, этот жест показался, мягко говоря, неблагодарным.

Эти и другие экстравагантные чудачества – взять хотя бы коллекцию Les Incroyables [40] , вдохновленную образами французских щеголей XVIII века, – вызывали энтузиазм у британской клубной молодежи, которая с удовольствием оделась в исторические костюмы. Их прозвали «новыми романтиками». Примерно в это же время Вивьен Вествуд запустила собственную линию пиратской мужской одежды, которую я фотографировала для британского Vogue в Америке с Брюсом Вебером. Вивьен настояла, чтобы кто-нибудь из ее людей специально прилетел к нам и показал, как правильно надевать эту одежду. С нами работала группа мужчин-моделей. Все они, как на подбор, обладали внушительными мускулами, а некоторые даже были профессиональными рестлерами. Было ужасно неловко просить их нарядиться в такие женственные костюмы – мне казалось, что я унижаю их этой просьбой.

Джон создавал коллекции с историей, и мне это, конечно, нравилось. На одном из его дефиле в Париже, устроенном по мотивам сказки К. С. Льюиса «Лев, колдунья и платяной шкаф», публика, заходя в зал через дверь огромного деревянного шкафа, попадала на заснеженные крыши лондонских домов, а с потолка сыпались искусственные снежинки. Это было волшебно – и не только потому, что среди зрителей был Джонни Депп, который пришел посмотреть на свою тогдашнюю подругу, модель Кейт Мосс.

Мне запомнилось еще одно шоу Джона 1994 года, когда он снова оказался на грани краха, покинутый очередным спонсором. Всего из нескольких рулонов материи, в основном черной, он создал коллекцию, которую представил на одном из самых впечатляющих дефиле в истории моды. Все происходило на Левом берегу Парижа в пустующем особняке с заколоченными ставнями, который принадлежал подруге Андре Леона Талли, миллионерше Сао Шлюмберже. Она как раз недавно сменила место жительства, переехав в еще более роскошный дворец на Марсовом Поле у Эйфелевой башни. Приглашение, разосланное избранным, было в виде старого ключа. Остальным его передали устно. Лишь единицы имели представление о том, чего ожидать, – хотя в Vogue знали больше других, поскольку Андре и Анна приложили руку к этому действу и у Vogue были эксклюзивные права на первую фотосъемку.