Майкл Харрис - Со всеми и ни с кем - книга о нас – последнем поколении, которое помнит жизнь до интернета

В таких случаях я полностью отвлекаюсь от разговора (начинаю думать о своем или рассматривать свежий комариный укус), и он заканчивается нашим полным отчуждением друг от друга.

Очень расстроился, узнав, что все, кому я говорил о моем аналоговом августе, хотят узнать, снизошла ли на меня благодать. Конечно, если я решился на все эти неприятности и беды, то должен же я в результате пережить какое-то внутреннее преображение. Может быть, эти любопытствующие личности были уверены, что ни к чему хорошему мое отречение от интернета не привело, но я им этого не скажу, чтобы сохранить лицо.

Собственно, мне было трудно придумать какой-нибудь внятный ответ. Честно признаться я мог только в каких-то мелочах. То поведение, которое казалось мне абсолютно нормальным еще тридцатого июля, теперь представляется диким. Когда я вижу девочек-подростков, идущих по тротуарам и тычущих пальчиками в телефоны, я против воли представляю ищущих блох обезьян.

В XVII веке читатели газет, сидевшие в кофейнях, воспринимались как антиобщественные элементы, хранившие «высокомерное молчание». Сегодня такие люди – самая очаровательная часть мизансцен наших кафе. Время все расставляет по своим местам. Когда-нибудь в недалеком уже будущем мы будем обсуждать наши сны, явившиеся нам в виде синеватых пузырей с текстом.

Вот распорядок сегодняшнего дня: с утра сходил в банк, чтобы оплатить счета, потом послал отпечатанную главу книги в Оттаву, в издательство «Мэтью», заглянул в почтовый ящик (11:45!), затем сорок минут с вожделением рассматривал мак-особняк, еще тридцать минут читал отзыв Коупленда на книгу Маклюэна The Medium Is the Message.

Но все это весьма непродуктивно (то есть не приносит мне ни цента).

Меня все больше волнует тот факт, что без интернета у меня подрезаны крылья. Я не могу заняться новыми проектами, закончить старые и получить за них деньги. Вместо этого я стер все, что мог, с рабочего стола. У меня образовалась уйма свободного времени. Сегодня посмотрел на свои ногти и понял, что их рано стричь.

В «Завоевании счастья» Бертран Рассел пишет, что способность разумно воспринимать свободное время есть последний по времени плод цивилизации. Я искренне думал, что смогу разумно заполнить свое свободное время, после того как перестану смотреть видео про кошек и отвечать на твиты Брета Эллиса [98]. Однако не тут-то было.

Офлайн я остался таким же болваном, как и онлайн. Единственная разница заключается в том, что мое неразумное поведение стало для меня болезненно очевидным. За это надо как-то ухватиться, хотя радоваться пока нечему.

27 августа

Мне хотелось вспомнить то незаполненное прежнее время, которое жизнь в интернете до отказа наполняет содержанием и непрерывными связями. Я вспомнил, что значило быть свободным в этом мире, свободным от требований, поступающих от пятисот «контактов». Но из всех прелестей того прежнего времени я больше всего ценю и лучше всего помню одну – уединение.

Однако этот вид времяпрепровождения трудно выдержать долго. В 1987 году мне пришлось провести очень одинокие каникулы, и это было тяжело. Но одиночество вызывает боль только потому, что мы не знаем, как себя вести.

Друзья, вернувшиеся из поездки на Западное побережье, взахлеб рассказывали о том, какие гамбургеры в сетевом ресторане «Уайт-Споте» и как вкусна кола в пол-литровых бутылках. Они пили это чудо с фруктозой, испытывая почти религиозный экстаз. Я же в это время раздумывал, что я съем в первую очередь (в цифровом смысле), когда снова выйду в интернет. Естественно, я сразу открою свою почту! В своих горячечных фантазиях я представлял себе, как скоро сяду перед ноутбуком с блокнотом наготове и с чашкой дымящегося кофе в руке, как отдамся радости отказа от заурядной обыденности, которой добровольно предавался целый месяц.

Оказалось, что воздержание возможно. Возможно, познав всю чарующую силу сверкающего лика современного мира, отрешиться от него на время и отойти в сторону.

Но от чего именно я отказался, мне стало ясно только после того, как я подверг себя воздержанию. Какая часть моей жизни была так тесно связана с сетевыми технологиями, что я не смог вызволить ее из их плена? Моя социальная жизнь замедлила свой бег приблизительно наполовину, но работа остановилась. В течение месяца мне только один раз звонили по делу. Все остальные мои сверстники и издатели, получив уведомление о том, что меня не будет в сети, сочли меня мертвым. Сколько денег я потерял? Сколько шансов упустил?