Экхаут Ван - Молчать нельзя

- Ну и смотри, осел!

- Как ты посмела? - произнес Стефан, посмотрев на немца, лениво почесывавшего грудь. - Ведь я твой муж...

- Муж?- с ехидством прервала она. - Муж! С твоей-то нищенской зарплатой и с сотней никчемных профессий!

- Немец - и в моей постели!- продолжал Стефан, еще не веря, что все происходит не во сне, а наяву.

- А как же иначе я могла кормить тебя мясом, поить французским вином, дурак?

- И все же нельзя было так поступать,- возразил Стефан с грустью и сожалением, как бы извиняясь. - Я...

- Что ты? Уйдешь? Скатертью дорога, жалкое ничтожество. А может быть, ты хочешь проучить меня, задав хорошую трепку?

Они говорили по-польски. Ванда и двух слов не могла связать по-немецки, но большего ей и не требовалось в шашнях с любовником.

Стефан глотал слезы обиды и унижения.

- Это твой муж, сокровище?- спросил немец.

"Сокровище!- с ненавистью подумал Стефан и взглянул на форму, в беспорядке лежавшую на полу. - Грязный развратник! Видно, он здорово торопился, что побросал все на пол". Взгляд Стефана упал на ремень с тяжелым револьвером. Нет, у него никогда не хватит смелости мстить. Такому трусу, как он, разумнее взять веревку и повеситься где-нибудь в лесу: Что может сделать жалкий неудачник с вооруженным соперником?

- Да, мой муж,- произнесла Ванда.

- Хочешь, я помогу ему?- сказал немец. - Подыщу для него хорошую работу поближе к дому. И получать он будет вдвое больше. Теперь, когда все открылось, нет смысла отсылать его из дому на целый день.

"Вот как!- мелькнуло в голове Стефана. - За работу на стройке я тоже должен благодарить шкопа. Видно, вся эта история началась уже давно". Ему хотелось рвать и метать, ругаться на чем свет стоит. Но ничего подобного он не делал, а стоял молча, опустив руки.

- Слышишь, Стефан,- сказала Ванда. - Эрих хочет подыскать тебе место получше. Он может все сделать, слышишь? Эрих занимает очень высокий пост в тайной полиции в Кракове, а сюда регулярно приезжает по делам.

"Наверное, в Освенцим,- подумал Стефан. - Эта откормленная свинья явно из банды палачей, которые... "

- Можно назначить его надзирателем в Освенцим, продолжал шкоп, избегая обращаться непосредственно к Стефану. - Заключенных водят на строительство дороги и в каменный карьер. Надо следить за этими скотами, чтобы не лодырничали. Ему будут хорошо платить, если я скажу.

- Слышишь, Стефан?- снова спросила Ванда. - Эрих незлопамятный. Он хочет тебе помочь, и ты должен благодарить его за это.

"Незлопамятный!- с ожесточением повторил про себя Стефан. - Можно подумать, что не немец, а я виновен во всей этой грязной истории".

- Я отблагодарю его,- буркнул Стефан, еще раз посмотрел на револьвер, лежавший на полу, и замолчал, зная, что на месть не решится.

- Можно устроить его и в лагерь, - продолжал Эрих. В его голосе прозвучала скрытая угроза, от которой Стефана бросило в дрожь.

- Стефан очень благодарен, - торопливо вмешалась Ванда. - Он все понимает.

"Я трус,- думал Стефан. - Самый обыкновенный, вонючий трус".

- Приготовь свою фотокарточку. - сказал Эрих Стефану. - Завтра я принесу тебе удостоверение, и послезавтра можешь приступать к новой работе. Рад, что ты покладистый парень. Я не буду тебе в тягость. Постараюсь приходить сюда в твое отсутствие. Правда, по субботам и воскресеньям я буду здесь. Но через каждые две недели по субботам ты будешь занят, а по воскресеньям можешь куда-нибудь съездить. Билетами я тебя обеспечу. А теперь уходи, я охотно поговорю с тобой в другой раз. И немец обнял Ванду, чувствуя себя полным хозяином.

Стефан вышел из комнаты, спустился вниз и сел в душной кухне. Он думал о том, что делали теперь его красавица жена и жирный, отвратительный, надменный шкоп. Там, наверху, он чувствовал себя беспомощным и ничтожным, не мог противиться силе немца, не мог поднять руку на Ванду, такую красивую и все еще любимую им. С глубоким стыдом он признавался себе, что готов удовлетвориться крохами, остававшимися после "господина Эриха".

Но в то же время ему хотелось совершить что-то необыкновенное, героическое. Что-то такое, что привлекло бы всеобщее внимание, возвысило его в собственных глазах и в глазах окружающих.

Он мечтал убить Гиммлера. Или даже самого Гитлера! Тогда весь мир был бы благодарен ему. Ванда бросилась бы к его ногам и стала молить о прощении.

Но, черт возьми, у него даже не хватило смелости убить ту жирную свинью. Жалкий трус...

Стефан нашел свою карточку, положил ее на стол и сел к печке, в которой ярко пылал уголь, полученный все от того же Эриха.