Дж Данливи: Самый сумрачный сезон Сэмюэла С

- Продолжайте, пожалуйста. - Холодный ответ во время не менее холодной австрийской зимы: крыши неделями были одеты в белое, днем тепло труб растапливало снег, а за ночь намерзала ледяная корка, по утрам блестевшая на солнце.

А потом, правда известив загодя, деньги у него кончились. И Сэмюэл С. тихо пошел ко дну. С лыжами, палками и всем остальным. Все глубже и глубже. Именно в тот момент, когда листики уже высовывали нос из набухших почек, - в самой середине апреля.

Ему приходилось заводить какие-то глупые знакомства ради очередной горсти монет. До тех пор, пока холод не подобрался под коленки и он уже еле таскал ноги. Однажды днем, в конце мая, на трех улочках, расходившихся лучами от крохотной пустынной площади, ему явились три призрака. Первый сказал: "Я - бедность, я приношу муки одиночества", второй промолчал и лишь загадочно выпустил ветры, и, наконец, последний призрак, студентка из Радклифа, сказала, что хотя она еще и носит коротенькие красно-синие полосатые носочки, но заведение это уже окончила. Сэмюэл С. остановился, его охватила дрожь. Он с трудом добрался до ближайшего почтового отделения, взял чистый бланк и отчаянно возопил к богатым друзьям из Амстердама, чтобы они выслали денег, кругленькую сумму, - поддержать его на плаву, потому что он тонет, тонет, тонет...

И Сэмюэл С. утонул. Деньги прибыли. Но к тому времени он уже задолжал за квартиру - явилась полиция и отобрала у него паспорт. В день, когда он хлопнул пачкой банкнот перед наморщенным носом хозяина и забрал свой паспорт, его выселили. Он стоял на улице в ожидании такси, его бывший хозяин, облегченно крестясь, запирал за ним дверь. На Южном вокзале он сдал свое имущество, готовое ехать вместе с ним на юг - в Венецию, Триест или Стамбул, куда угодно, - и позвонил Графине. Но она сказала:

- Не уезжайте, перезвоните мне минут через десять. Одна моя приятельница, тоже вдова, нуждается в деньгах - у нее пустуют три комнаты.

Через двадцать минут у него была новая хозяйка. Он явился к ней прямо с вокзала. Вдова, аристократка, длинный нос, давно уже не живет в лучшей части города. Он поклонился, она улыбнулась. У нее были волосы, грудь, ноги - все как полагается. Так что они прекрасно устроили друг друга как хозяйка и жилец. Тогда же начался краткий период конных свиданий с Графиней: прогулки верхом в Пратере. Как-то раз она остановила свою лошадь под деревом - ее белокурые волосы развевались на ветру - и сказала:

- Герр С., у вас есть одна поразительная черта: вы никогда не кичитесь своими манерами.

На три недели и два дня он получил короткую передышку и стал постепенно вытаскивать себя из глубоководной зоны. Каждый день он проходил быстрым шагом по кафельным плитам лестничной площадки - желтый шейный платок, шпоры звенят, сапоги начищены до блеска, - пощелкивая ивовым прутиком по ноге. В парке, в тени ветвей они скакали легким галопом. Вдыхая густой зеленый аромат деревьев. И тут бац! На четвертой неделе Графиня вдруг круто осадила лошадь под тем же так полюбившимся ей деревом и прервала на полуслове его радостный щебет, всадив короткий удар под дых.

- Герр С., вы блестяще ездите верхом. Но мне кажется, что хорошего понемногу, правда.

Возвращаясь домой, в свои апартаменты, Сэмюэл С. старался сохранять невозмутимый вид. Плюхнулся в пыльное кресло, скрестил ноги. Так. Он замучил свою лошадь - рвал ей поводьями губы. Графиня хотела уничтожить его - именно таким способом женщины мстили ему, когда он обходил их в кулинарном искусстве, светской беседе, верховой езде: крыть им уже было нечем. Теперь придется отправить в нафталин принадлежности для верховой езды, а вместе с ними и курсы по американскому гостеприимству, фонетике, классической живописи, семантике и желание продолжать борьбу. Послышались крадущиеся шаги. Его хозяйка - ухом к двери. Он осторожно приподнялся с кресла и тоже припал к двери ухом, а потом глазом - к замочной скважине. Глаз к глазу, и только, но этого оказалось достаточно, чтобы несколько недель спустя в 10.30 утра она решилась постучать.

- Герр С.

- Was ist.

- Герр С., может, вы простите меня сегодня утром.

- Я простил вас еще вчера утром.

- И все-таки, простите меня сегодня утром.

Эти маневры были прелюдией к их коротеньким встречам, которые завершились неистовой гонкой вокруг обеденного стола. Она была в хорошей форме и неуловима. Наконец, когда он уже был на грани апоплексического удара, разгоряченная и запыхавшаяся, она согласилась на компромисс.