- Когда стесняются своего тела.
- Обнимался и целовался всю ночь напролет с одним другом, по которому с ума сходил, и который был чемпионом-мастурбатором - по меньшей мере два-три раза в день.
- Пойми, Сайрил, сказал Марк, вся эта информация - ответ на вопросы Уолта, а также Сэма. Любопытство Уолта, из-за его довольно-таки раскованного воспитания, заслуживает искренности. По крайней мере, мне так кажется. Его ничем нельзя шокировать. Ты также понимаешь, что ему хочется затащить тебя наверх в постель, хоть он и не брезгует играть Эроса прямо здесь.
- Что такое брезговать?
- То же самое, что быть щепетильным.
- Мне нравится тут голым ходить. Хорошо.
- Выдающаяся и заметная часть Уолта тоже хорошо себя чувствует, ответил Марк.
- Все лучше и лучше. Ты выглядишь прелестно, Сайрил. Пошли наверх, а?
43
Марк поднимался наверх.
- Уолт! Кинь мне темные очки, будь добр? Я не смею подняться. Они у меня в рюкзаке.
- Иди сам возьми. Сайрил потерял рассудок и полный кретин.
- Нет. Это неприлично. Я протяну руку из-за двери.
Уолт, проворно вскочив, пошарил в рюкзаке Марка на полу, засунув туда голову, чтобы тщательнее разнюхать, нашел очки в боковом кармашке.
- Я делаю кофе на утренний перерыв, если кому-то интересно, или чей-либо идиотизм укоренился настолько глубоко, что выходит за пределы мира явлений.
Тишина.
Пятясь вниз по лестнице, Марк слышал подбавь слюны для гладкости и Сайрила никто не против.
- Эй! Конечно, мы скоро спустимся.
- Я на улице, загораю. Кофе капает. Берите себе и тащите наружу, если ноги держат.
44
В конце кирпичной стены, с большим грушевым деревом за спиной Марк в шезлонге, на ярком летнем солнышке допил свой кофе, не успели Сайрил с Уолтом спуститься к нему.
- Ты готов нас спросить, сказал Уолт, в своем ли мы уме. Да, причем Сайрил - гораздо умнее, чем до того, как мы поднялись наверх, ты не поверишь, насколько умнее. Тебе еще кофе нужно.
- Я принесу, отозвался Сайрил.
Обмен улыбками, Марк приподнял очки, чтобы стало видно глаза.
- Время отступает, когда развлекаешься.
- Уолт, ну что это ты делаешь?
- Твое белье нюхаю.
- Мы же друзья.
Сайрил, возвращаясь с кофе для Марка, замер на полшаге, раскрыв рот, одна нога повисла в воздухе.
- Что это Уолт делает?
- Вдыхает аромат моих плавок, предположительно - ощутимый.
- Господи-иисусе. Но кого это удивляет? Меня всего обнюхали. Я чувствую себя кем-то другим.
- Возможно, ты и есть кто-то другой, ответил Марк. Уолт так воздействует на людей. Немного погодя сходим в деревню пообедать, но не сейчас.
- Но это же не умно - людей обнюхивать, да?
- Да, но естественно.
- Прекрасно.
- А теперь ты что делаешь?
- Снимаю с тебя это белье, чтобы ты стал таким же греком, как и мы, и весь покрылся загаром, и чтобы Сайрил мог на тебя таращиться. Подними зад. Господи.
- Какое милое местечко, произнес Сайрил. Этот сад.
- Осмесис, сказал Марк. Умное слово для нюханья. Местные, проходя мимо, уже поняли, что, заглянув в дырку в заборе, можно увидеть дико интересные штуки.
Несколько выходных назад голубоглазый малыш с двумя сотнями веснушек застал Уолта за измерением письки линейкой - причем Уолт спорил со мной, какая длина будет истинной - по верху, по бокам или вдоль киля.
Сайрил расхохотался, но не очень внимательно, поскольку пытался незаметно разглядеть наготу Марка, уже наполовину восставшую.
- В газете, сказал Уолт, говорится о каких-то шведских подростках в летнем библейском лагере на северных нагорьях - они обмазали друг друга повидлом и всё слизали. Один из них был кронпринцем, ему пятнадцать. Его мама, королева, сказала, что их возбудила красота пейзажа. Так в газете. Ты поздоровался за руку с моим краником, когда я тебе очки подавал.
- Дружбы ради.
- Это точно. Сайрил боится щекотки в странных местах. А где, ты полагаешь, они повидлом друг друга мазали, везде?
45
В деревенском ресторанчике им подали холодную курицу под майонезом, горы жареной картошки, салат из шпината с сухариками и шоколадный кекс со взбитыми сливками.
Они сидели под деревом за длинным столом на козлах. Рядом за тем же столом - тучный местный гражданин с двумя подбородками и волосинами, зачесанными вбок через всю лысину, средних лет женщина в цветастом платье, улыбавшаяся им, догадавшись, что они - парижане, и крупная собака, принимавшая объедки и косточки от всех и глотавшая их, с готовностью щелкая пастью, не придерживаясь ни малейших приличий и даже не делая попыток их жевать.
Читать дальше