Джон Голсуори - Конец главы

- В каких отношениях?

- Оставьте, сэр! Ведь из ваших показаний следует, что вы проводили с ней время, любили ее и желали, чтобы она уехала с вами.

- Но она не желала уезжать со мной. Я охотно отправился бы к ее мужу, но не осмеливался сделать это без ее разрешения.

- А вы просили, чтобы она вам это разрешила?

- Нет.

- Почему?

- Потому что она предупредила меня, что наши встречи будут только дружескими.

- А я полагаю, что она вам ничего подобного не говорила.

- Милорд, меня спрашивают, не лжец ли я.

- Отвечайте.

- Я не лжец.

- Я нахожу, что ответ достаточно ясен, мистер Броу.

- Вот вы слышали здесь показания ответчицы, сэр. Скажите, они, на ваш взгляд, целиком правдивы?

Динни увидела, как судорожно передернулось лицо Крума, и попыталась убедить себя, что другие этого не заметили.

- Насколько я могу судить - да.

- Допускаю, что мой вопрос был не совсем деликатен. Но я поставлю его по-другому: если ответчица утверждает, что она совершала то-то или не совершала того-то, считаете ли вы долгом чести подтверждать ее показания, если можете это сделать, или хоть верить в них, если не можете?

- Ваш вопрос представляется мне не совсем деликатным, мистер Броу.

- Милорд, я считаю, что для решения по настоящему делу присяжным существенно важно уяснить себе душевное состояние соответчика с начала и до конца процесса.

- Хорошо, я не прерву допрос, но напомню вам, что для подобных обобщений есть известный предел.

Динни увидела первый проблеск улыбки на лице Крума.

- Милорд, я вовсе не затрудняюсь ответить на вопрос. Я не знаю, что такое долг чести вообще, в широком смысле слова.

- Хорошо, перейдем к частностям. По словам леди Корвен, она вполне полагалась на вас в том смысле, что вы не станете домогаться ее любви. Это правда?

Лицо Крума помрачнело.

- Не совсем. Но она знала, что я старался, как мог.

- Но иногда не могли с собой справиться?

- Я не знаю, какой смысл вы вкладываете в выражение "домогаться ее любви". Знаю только, что иногда обнаруживал свои чувства.

- Иногда? А разве не всегда, мистер Крум?

- Если вы имеете в виду, всегда ли было видно, что я ее люблю, отвечаю: безусловно да. Такого не скроешь.

- Это честное признание, и я не стану говорить обиняками. Я имею в виду не влюбленное выражение лица и глаз, а нечто большее - прямое физическое проявление любви.

- Тогда нет, кроме...

- Чего?

- Кроме трех поцелуев в щеку и время от времени пожатий руки.

- То есть того, в чем созналась и она. Вы готовы подтвердить под присягой, что между вами не было ничего другого?

- Готов присягнуть, что больше ничего не было.

- Скажите, вы действительно спали в ту ночь в автомобиле, когда она положила вам голову на плечо?

- Да.

- Это несколько странно, если учесть ваше душевное состояние, не так ли?

- Да. Но я с пяти утра был на ногах и проехал сто пятьдесят миль.

- Вы всерьез надеетесь убедить нас, что после пятимесячного ожидания вы не только не воспользовались таким неповторимым случаем, но даже заснули?

- Да, не воспользовался. Но я уже сказал вам: я не надеюсь, что мне поверят.

- Неудивительно!

Неторопливый низкий голос так долго задавал вопросы и Динни так долго не отрывала глаз от расстроенного, полного горечи лица Крума, что под конец впала в странное оцепенение. Ее вывели из него слова:

- Мне кажется, сэр, все ваши показания от начала до конца продиктованы убеждением в том, что вы обязаны сделать все возможное для этой дамы независимо от того, насколько правдивыми представляются вам ее показания. Видимо, ваше поведение здесь определяется ложно понятыми рыцарскими чувствами.

- Нет.

- Отлично. Больше вопросов не имею.

Затем начался повторный допрос, после которого судья объявил заседание закрытым.

Динни и Клер встали, отец последовал за ними; они вышли в коридор и устремились на воздух.

- Инстон все испортил, без всякой нужды придравшись к этому пункту, заметил генерал.

Клер промолчала.

- А я рада, - возразила Динни. - Теперь ты наконец получишь развод.

XXXIII

Речи сторон были произнесены, и судья начал свое резюме. С одной из задних скамей, на которой расположились теперь Динни и ее отец, девушке были видны Джерри Корвен, по-прежнему занимавший место перед своими адвокатами, и "очень молодой" Роджер, сидевший один.

Судья говорил так медленно, словно слова застревали у него в зубах. Он показался Динни настоящим чудом, так как запомнил чуть ли не все, что здесь говорилось, и почти не заглядывал в свои записи; девушка нашла также, что он резюмирует показания без каких бы то ни было искажений. Время от времени он закрывал глаза, устремленные на присяжных, но речь его не прерывалась ни на минуту. Время от времени он высовывал голову, разом становясь похожим на священника и черепаху, затем втягивал ее обратно и продолжал говорить, словно рассуждая с самим собой: