Джон Голсуори - Конец главы

- Были.

- Папа!

- ...она, очевидно, не станет приводить их.

- Я тоже не стала бы, - спокойно вставила Динни.

- Но от этого может зависеть исход дела, - возразил "очень молодой" Роджер.

- А оно грозит юному Круму чем-нибудь серьезным? - осведомился сэр Лоренс.

- Безусловно, сэр Лоренс, и независимо от того, будут они защищаться или нет. Я еще поговорю с каждым из них в отдельности, затем выясню точку зрения мистера Кингсона, а завтра сообщу ее вам. Не возражаете, генерал?

- Больше всего в этой истории меня возмущает Корвен! - воскликнул сэр Конуэй.

- Разумеется, - отозвался "очень молодой" Роджер, и Динни подумала: "Впервые слышу, чтобы это слово произносили так неуверенно".

XXIII

Динни сидела в пустой, но тем не менее тесной приемной и листала "Тайме". Тони Крум стоял у окна.

- Динни, - спросил он, оборачиваясь, - не придумаете ли вы, как мне хоть немного помочь ей в этой мерзкой истории? Все ведь произошло в известном смысле по моей вине, несмотря на то что я старался держать себя в руках.

Динни посмотрела на его удрученное лицо:

- Нет, не придумаю. Я знаю только одно, - надо говорить правду.

- Этот адвокат внушает вам доверие?

- Пожалуй, да. Мне нравится, что он нюхает табак.

- Знаете, я не верю, что есть смысл опротестовывать иск. Чего ради выставлять Клер на позорище? Пусть меня объявляют несостоятельным. Какое это имеет значение?

- Мы обязаны это предотвратить.

- Неужели вы думаете, что я допущу...

- Оставим споры, Тони. На сегодня хватит. До чего здесь неуютно, верно? У дантиста и то не так голо: на стенах гравюры, на столе старые журналы; и потом, туда можно приходить с собакой.

- А курить здесь разрешается?

- Несомненно.

- Вот сигареты, только у меня дешевка.

Динни взяла сигарету, и с минуту они помолчали, глубоко затягиваясь дымом.

- Как все мерзко! - внезапно вырвалось у Тони. - А ведь этому субъекту придется приехать на суд, правда? Он, наверно, никогда не любил Клер всерьез.

- Нет, любил. "Souvent homme varie, bien folte est qui s'y fie" [10].

- Ну, пусть он лучше со мной не встречается! - мрачно бросил Крум. Он снова отошел к окну и уставился на улицу. Динни сидела и думала о той отвратительной, как собачья травля, сцене, когда встреча двух мужчин всетаки состоялась и повлекла за собой такие печальные последствия для нее, Динни.

Вошла Клер. Ее обычно бледные щеки багровели румянцем.

- Тони, ваш черед.

Крум отошел от окна, заглянул ей в лицо и направился в кабинет адвоката. Динни стало глубоко жаль его.

- Уф! - перевела дух Клер. - Уйдем поскорей отсюда.

На улице она прибавила:

- Жалею, Динни, что мы с ним не любовники. Даже это было бы лучше, чем наше дурацкое положение, когда нам все равно никто не верит.

- Мы верим.

- Да, ты и отец. Но ни этот тип с табакеркой, ни остальные нам не поверят. Впрочем, я решила пройти через все. Я не брошу Тони в беде и, насколько смогу, ни на шаг не отступлю перед Джерри.

- Давай выпьем чаю, - предложила Динни. - В Сити, наверно, тоже пьют где-нибудь чай.

Вскоре на одной из людных улиц они обнаружили ресторанчик.

- Итак, "очень молодой" Роджер тебе не понравился? - спросила

Динни, усаживаясь за круглым столик.

- Да нет, он вполне приличный и, по-моему, даже славный. Видимо, юристы просто не умеют верить людям. Но помни, Динни, ничто не изменит моего решения - рассказывать о своей семейной жизни я не стану. Не желаю, и конец.

- Я понимаю Форсайта. Ты вступаешь в бой, заранее проиграв его.

- Я не позволю адвокатам касаться этой стороны вопроса. Мы им платим, и пусть они делают то, что нам угодно. Кстати, я прямо отсюда поеду в Темпль, а может, и в палату.

- Прости, что я еще раз вернулась ко всему этому, но как ты намерена вести себя с Тони Крумом до суда?

- Так же, как до сих пор, исключая ночь в автомобиле. Впрочем, я и сейчас не понимаю, какая разница между днем и ночью, машиной или любым другим местом!

- Юристы, видимо, исходят из представления о человеческой натуре вообще, - сказала Динни и откинулась на спинку стула. Сколько вокруг девушек и молодых людей, торопливо поглощающих чай, булочки, сдобу, какао! Взрывы болтовни сменяются тишиной; в спертом воздухе между столиками снуют проворные официанты. Что же такое человеческая натура вообще? Разве не модно сейчас утверждать, что пора изменить представление о ней и покончить с пуританским прошлым? И все-таки этот ресторанчик ничем не отличается от того, куда ее мать заходила с нею перед войной и где Динни было так интересно, потому что хлеб там выпекали не на дрожжах, а на соде. Да ведь и бракоразводный суд, в котором Динни никогда не бывала, тоже остался прежним.