Джон Голсуори - Конец главы

Генерал, ни на секунду не спускавший с него глаз, сказал:

- Мы слышали от нее примерно то же самое. Дальше?

- Вчера, получив извещение, я сразу же поехал в город и увиделся с ней. Разумеется, сэр, я сделаю все, что она сочтет нужным.

- И вы не сговаривались с ней о том, что будете здесь рассказывать?

Динни увидела, что молодой человек весь напрягся:

- Отнюдь нет, сэр.

- Итак, вы готовы подтвердить под присягой, что между вами ничего нет, и повторить это суду? Правильно я вас понял?

- Да, сэр, если только есть надежда, что нам поверят.

Генерал пожал плечами.

- Каковы ваши денежные обстоятельства?

- Четыреста фунтов оклада в год, - криво улыбнулся Крум. - Это все, сэр.

- Знакомы вы с мужем моей дочери?

- Нет.

- И никогда с ним не встречались?

- Нет, сэр.

- Когда вы встретились с Клер?

- На второй день после отплытия в Англию.

- Чем вы занимались на Цейлоне?

- Служил на чайной плантации. Но потом ее из экономии слили с другими.

- Понятно. Ваше образование?

- Веллингтон, затем Кембридж.

- Вы поступили на службу к Джеку Масхему?

- Да, сэр, он поручил мне присматривать за его арабскими матками. Они прибудут весной.

- Значит, вы разбираетесь в лошадях?

- Да. Я их обожаю.

Динни увидела, как прищуренный взгляд генерала оторвался от молодого человека и упал на нее.

- Вы как будто знакомы с моей дочерью Динни?

- Да.

- Поручаю вас ей. Я должен все обдумать.

Молодой человек слегка поклонился, повернулся к Динни, затем снова повернулся к генералу и с достоинством произнес:

- Ужасно сожалею о случившемся, сэр, но не о том, что люблю Клер. Сказать, что жалею, - значило бы солгать. Я безумно люблю ее.

Он направился к двери, но генерал остановил его:

- Минутку. Как вы понимаете слово "любовь"?

Динни безотчетно стиснула руки. Опасный вопрос! Молодой человек круто обернулся. Лицо у него было каменное.

- Понимаю, сэр, - ответил он сдавленным голосом. - Вы спрашиваете, что это - вожделение или нечто большее? Так вот - это нечто большее, иначе я не выдержал бы ночи в автомобиле.

Он опять повернулся к двери.

Динни подбежала, помогла ему открыть ее и проводила его в холл, где он остановился, хмуря брови и тяжело дыша. Она взяла его под руку и подвела к камину, где горел огонь. Они постояли, глядя на пламя; затем она сказала:

- Боюсь, что получилось чересчур резко. Но вы же понимаете: военный человек любит ясность. Во всяком случае вы, что называется, произвели на моего отца хорошее впечатление.

- Я чувствовал себя форменным чурбаном. А где Клер? Здесь?

- Да.

- Могу я видеть ее, мисс Черрел?

- Постарайтесь называть меня просто Динни. Вы можете ее видеть, но, по-моему, вам лучше повидаться и с моей матерью. Идемте в гостиную.

Он стиснул ей руку:

- Я всегда знал, что мы за вами, как за каменной стеной.

Динни поморщилась:

- Даже каменная стена не выдержит такого нажима.

- Ой, простите! Я всегда забываю, какая у меня хватка. Клер боится даже подавать мне руку. С ней все хорошо?

- Насколько это возможно в ее положении.

Тони Крум схватился за голову:

- Да, со мной ведь творится то же самое, только мне еще хуже. В таких переделках человеку просто необходимо знать, что впереди есть надежда. Вы думаете, она меня когда-нибудь полюбит?

- Надеюсь.

- А ваши родители не считают, что я гоняюсь за нею просто так, - вы меня понимаете? - ну, ради забавы?

- После того, что было сегодня, - конечно, нет. Вы ведь такой, какой была когда-то и я, - прозрачный.

- Вы? Никогда не могу угадать ваши мысли.

- Это было давным-давно. Идем.

XXII

Когда Крум скрылся за снежной завесой хмурого и ветреного дня, в Кондафорде воцарилось мрачное уныние. Клер ушла к себе, объявив, что у нее головная боль и она хочет лечь. Остальные три члена семьи сидели за неубранным чайным столом и - верный признак душевной тревоги - разговаривали только с собаками.

Наконец Динни встала:

- Ну, вот что, мои дорогие, горем делу не поможешь. Во всем надо находить хорошую сторону. Ведь Клер и он могли бы оказаться не белыми как снег, а багровыми от стыда.

Генерал, словно рассуждая вслух сам с собой, заметил:

- Они должны защищаться. Нельзя давать волю этому субъекту.

- Но, папа, если Клер выйдет из переделки свободной и с чистой совестью, это же будет просто замечательно, хотя и парадоксально, а шуму будет меньше.

- Дать возвести на себя такое обвинение?

- Даже если она оправдается, ее имя будут трепать. Ночь в автомобиле с молодым человеком никому не сходит с рук. Правда, мама?