Джон Голсуори - Сага о Форсайдах

Флер слушала, не выдавая чувства облегчения.

- На сколько ты уезжаешь, папа?

- Вернусь на третий день. Туда меньше двухсот миль.

- Боюсь, что мой художник расстроится.

- Я и не думал, что это тебя соблазнит. Блеска ни малейшего. А я уже давно собирался. И погода стоит хорошая.

- Я уверена, что будет страшно интересно, милый; ты мне все потом расскажи. Но с этими сеансами и с домом отдыха я сейчас очень связана.

- Так я буду ждать тебя в воскресенье. Твоя мать уехала в гости только и знают, что играть в бридж; пробудет там до понедельника. Ты ведь знаешь, я всегда хочу тебя видеть, - добавил он просто.

И чтобы уйти от его взгляда, она встала.

- Сейчас, папа, я только сбегаю наверх переодеться.

После этих собраний комитета я всегда чувствую, что нужно помыться. Не знаю почему.

- Пустая трата времени, - сказал Сомс. - Трущобы всегда будут. А все-таки занятие вам обоим.

- Да, Майкл наслаждается.

- Вот старый дурак этот сэр Тимоти! - И Сомс подошел к Фрагонару. Ту картину Морланда я повесил, Маркиз - приятный старик. Я тебе, кажется, говорил, что оставлю свои картины государству? Тебе они не нужны. Когда-нибудь переедешь жить в этот Липпингхолл. Там картины не ко двору. Предки, да оленьи рога, да лошади - вот там что. Да.

Тайная жизнь и Липпингхолл? Пусть еще долго, долго этого не будет!

- О, папа, Барт никогда не умрет!

- Н-да! Что и говорить, живуч. Ну, беги к себе!

Смывая пудру и пудрясь опять. Флер думала: "Милый папа! Какое счастье! Он будет далеко".

Теперь, когда она окончательно решилась, было сравнительно легко обманывать и спокойно улыбаться свеженапудренным лицом над тарелками челсийского фарфора.

- Где ты думаешь повесить свой портрет, когда он будет готов? - заговорил Сомс.

- О, ведь он твой, милый.

- Мой? Ну конечно; но ты его повесь у себя. Майкл захочет.

Майкл - в неведении! Эта мысль ее больно кольнула. Что же, она будет с ним по-прежнему ласкова. К чему старомодная щепетильность?

- Спасибо, милый. Думаю, что он захочет повесить его в гостиной. Как раз подойдет: серебро и золото - мой маскарадный костюм. - Помню, - сказал Сомс, - что-то с колокольчиками.

- Эта часть картины, по-моему, очень хорошо вышла.

- Что? А лицо ему разве не удалась?

- Не знаю, мне как-то не очень нравится.

И правда, в тот день, после сеанса, она стала сомневаться, В лице появилось что-то жадное, словно рафаэлит почуял, как в ней крепнет решение.

- Если плохо выйдет, я не возьму, - сказал Сомс.

Флер улыбнулась. У рафаэлита найдется, что сказать на это.

- О, я уверена, что будет хорошо. Собственным портретом никто, наверно, не бывает доволен.

- Не знаю, - сказал Сомс, - не пробовал.

- А следовало бы, милый.

- Пустая трата времени! Он отослал портрет этой молодой женщины?

Флер не сморгнула.

- Жены Джона Форсайта? О да, уже давно.

Она ждала, что он скажет: "Ты с ними виделась это время?" - но он промолчал. И это смутило ее больше, чем смутил бы вопрос.

- Ко мне сегодня заходил твой кузен Вэл.

У Флер замерло сердце. Неужели говорили о ней?

- Его подпись подделали.

Какое счастье!

- Есть люди, абсолютно лишенные нравственных устоев, - продолжал Сомс. Она невольно вздернула белые плечи; но он не заметил. - Самая обыкновенная честность - куда она девалась, не знаю.

- Я сегодня слышала, папа, как лорд Шропшир говорил, что "честность лучшая политика" - это просто пережитое викторианства.

- Хоть он и старше меня на десять лет, не понимаю, с чего он это взял. Все теперь вывернуто наизнанку.

- Но если это лучшая политика, так особой добродетелью это никогда и не было, так ведь?

Сомс резко взглянул на ее улыбающееся лицо.

- Почему?

- Ой, не знаю! Куропатки из Липпингхолла, папа.

Сомс потянул носом.

- Мало повисели. Ножки куропатки должны быть куда сочней.

- Да, я говорила кухарке, но у нее свой взгляд на вещи.

- А в хлебном соусе должно быть чуть побольше лука. Викторианство, подумаешь! Он, верно, и меня назвал бы викторианцем!

- А разве это не так, папа? Ты сорок шесть лет при ней прожил.

- Прожил двадцать пять без нее и еще проживу.

- Долго, долго проживешь, - мягко сказала Флер.

- Ну, это вряд ли.

- Нет, непременно! Но я рада, что ты не считаешь себя викторианцем. Я их не люблю: слишком много на себя надевали.

- Не скажи.

- Во всяком случае, завтра ты будешь в царствовании Георга.

- Да, - сказал Сомс. - Там, говорят, есть кладбище. Кстати, я купил место на нашем кладбище, в углу. Чего еще искать лучшего? Твоя мать, верно, захочет, чтобы ее отвезли хоронить во Францию.