Джон Голсуори - Сага о Форсайдах 2

Взгляд Уилфрида остался, как прежде, ироническим, а ирония всегда выводила Джин из равновесия. Она запнулась и выдавила:

- Динни никогда не бывала на Востоке.

Уилфрид снова поклонился. Дело оборачивалось серьезно, - это не заседание приходского комитета.

- Не соблаговолите ли присесть? - предложил он.

- О нет, благодарю вас, я на минутку. Видите ли, я хотела сказать, что Динни пока еще не представляет себе, какое значение приобретают там некоторые вещи.

- Я, знаете ли, так вас и понял.

- О! Наступило минутное молчание. Румянец Джин стул ярче, улыбка Уилфрида - ироничнее. Наконец он сказал:

- Благодарю за визит. У вас ко мне еще что-нибудь?

- Н-нет... До свиданья!

Спускаясь по лестнице, Джин острее, чем когда-либо в жизни, чувствовала себя маленькой и жалкой. Однако первый же мужчина, с которым она разминулась на улице, отскочил в сторону, потому что ее взгляд тряхнул его, как электрический ток. Однажды в Бразилии этот прохожий дотронулся до электрического угря, но и тот произвел на него меньшее впечатление. Как ни странно, возвращаясь к машине. Джин не злилась на Уилфрида, хотя он и нанес ей поражение. И, еще удивительнее, - рассеялось чувство, подсказывавшее ей, что Динни в опасности.

Джин добралась до машины и после легкой перебранки с полисменом повернула обратно в Кондафорд. Ведя автомобиль с угрожающей прохожим скоростью, она поспела домой к завтраку. Она не обмолвилась ни словом о своем приключении, объявив, что вернулась с дальней прогулки. И только вечером, лежа на кровати с пологом в лучшей комнате для гостей, сказала Хьюберту:

- Я виделась с ним. Знаешь, Хьюберт, теперь я уверена, что у Динни все будет в порядке. В нем есть обаяние.

- Боже мой! - удивился Хьюберт, приподнимаясь на локте. - Какое это имеет отношение к делу?

- Самое непосредственное, - ответила Джин. - Поцелуй меня и не рассуждай...

Когда странная юная посетительница ушла, Уилфрид бросился на диван и уставился в потолок. Он чувствовал себя как генерал, одержавший победу, то есть пребывал в полнейшей растерянности. Жизнь его сложилась так, что, прожив тридцать лет в атмосфере всеобщего эгоизма, он не привык к чувствам, которые пробудила в нем Динни с первой же минуты их знакомства. Старомодное слово "поклонение" выражало их весьма неполно, а более подходящего выражения не находилось. В ее присутствии Уилфрид испытывал такое спокойствие и умиротворенность, что, когда она уходила, он сам себе казался человеком, вынувшим из себя душу и отдавшим ее в заклад. Вместе с этим не изведанным до сих пор блаженством в нем крепла уверенность, что его собственное счастье не будет полным, если она не будет счастлива. Динни не раз говорила ему, что бывает счастливой, лишь когда он рядом. Но это абсурд! Он не может заменить ей все житейские интересы и привязанности, которые предшествовали их знакомству у памятника Фошу. А если не может, что он даст ей взамен? Именно об этом спрашивали Уилфрида глаза молодой женщины, продолжавшие сверкать перед ним и после ее ухода. Ему удалось обратить ее в бегство, но вопрос остался и носился в воздухе.

Спаниель, чуявший присутствие незримого острее своего хозяина, положил длинную морду на его колено. Даже собакой он обязан Динни! Он отвык от людей. Эта история, нависшая над ним, отрезала его от мира. Женившись на Динни, он обречет на одиночество и ее. Честно ли так поступать?

Но тут он вспомнил, что через полчаса у него назначена встреча с ней, и позвонил:

- Я ухожу, Стэк.

- Хорошо, сэр.

Уилфрид вывел собаку и направился к парку. У памятника кавалерии он сел в ожидании Динни, стал раздумывать, рассказать ли ей о посетительнице, и в этот момент заметил девушку.

Она торопливо шла со стороны Парк Лейн, но еще не видела Уилфрида. Динни казалась стремительной, прямой и, по излюбленному в романах выражению, "воздушной". Она была как весна и улыбалась так, словно узнала ' что-то очень приятное для себя. Девушка не подозревала о его присутствии, и первый же взгляд, брошенный на нее Уилфридом, успокоил его. Пока она может быть такой довольной и беспечной, ему не о чем тревожиться. У бронзового коня, которого Динни окрестила "норовистым пузанчиком", она остановилась, высматривая Уилфрида, весело повертела головой из стороны в сторону, но на лице ее выразилась некоторая тревога. Уилфрид поднялся. Девушка помахала ему рукой и перебежала через дорожку.

- Позировала перед Боттичелли, Динни?

- Нет, перед ростовщиком. На всякий случай рекомендую - Феруэн, Саут-Молтон-сквер.