Редьярд Киплинг - Ким

Конечно, поручения эти были связаны с любовными интригами,-- это-то он понимал, ибо успел узнать все дурное, едва начал говорить,-- но он любил игру ради самой игры: бесшумное скольжение по темным улицам и переулкам, лазанье по водосточным трубам, ночные тени и звуки женских голосов на плоских кровлях, и стремительное бегство с крыши на крышу под покровом жаркой тьмы. Он вел тесную дружбу со святыми людьми, обсыпанными золой факирами, сидящими у кирпичных храмов, под деревьями, на речном берегу; приветствовал их, когда они возвращались со сбора милостыни, и, если никого не было поблизости, ел с ними из одной чашки. Воспитательница его настаивала со слезами, чтобы он носил европейский костюм -- штаны, рубашку и потертую шляпу, но Ким считал более удобным одеваться как индус или мусульманин, когда занимался некоторыми делами. Один из светских молодых людей--тот самый, которого нашли мертвым на дне колодца в ночь землетрясения,-- подарил ему однажды полное индуистское одеяние-- костюм уличного мальчика низкой касты, и Ким спрятал его в потайном месте, под балками на дровяном складе НилаРама, за Пенджабской судебной палатой, где душистые деодаровые бревна сохнут после сплава по реке Рави. Готовясь к работе или проказам, Ким надевал свое "имущество" и под утро усталый возвращался на веранду, накричавшись в свадебной процессии или навизжавшись на индуистском празднестве. Иногда в доме оказывалась пища, но чаще ее не было, и Ким шел поесть со своими туземными друзьями.

Барабаня пятками по Зам-Заме, он то и дело отвлекался от игры "в короля и замок", которой занимался с маленькими Чхота-Лалом и сыном продавца сластей Абдуллой, чтобы сделать оскорбительное замечание по адресу туземца-полицейского, сторожившего обувь посетителей, рядами выставленную у дверей Музея. Рослый пенджабец снисходительно ухмылялся: он давно знал Кима. Знали его и водонос, поливавший пыльную улицу из мешка козлиной кожи, и музейный столяр Джавахир-Сингх, склонившийся над новыми упаковочными ящиками, и все, кто были поблизости, за исключением крестьян, спешивших в Дом Чудес поглядеть на вещи, сделанные в их округе и других местах. В Музее были собраны образцы индийского искусства и ремесел, и всякий человек, ищущий знания, мог попросить объяснений у хранителя.

-- Прочь! Прочь! Пусти меня наверх!-- кричал Абдулла, карабкаясь по колесу Зам-Замы.

-- Отец твой был пирожник, а мать украла гхи,-- пел Ким.-Все мусульмане давным-давно свалились с Зам-Замы.

-- Пусти меня!-- визжал маленький Чхота-Лал. На голове у него была шапочка, вышитая золотом, а состояние его отца достигало полумиллиона фунтов стерлингов, но Индия -единственная демократическая страна в мире.

-- Индусы тоже свалились с Зам-Замы. Мусульмане спихнули их. Отец твой был пирожник...

Он умолк, ибо из-за угла, со стороны шумного Моти-Базара, волоча ноги, шел человек, подобного которому Ким, полагавший, что знает все касты, никогда не видел. Ростом он был около шести футов, одет в собранную бесчисленными складками темноватую ткань вроде лошадиной попоны, и ни в одной из этих складок Ким не мог отыскать признаков какой-либо известной ему отрасли торговли или профессии. За поясом у него висели длинный железный пенал ажурной работы и деревянные четки, какие носят святые. На голове у него была шапка, похожая на огромный берет. Лицо желтое и морщинистое, как у ФукШина, базарного башмачника-китайца. Глаза, чуть скошенные кверху, казались щелками из оникса.

-- Это кто?-- спросил Ким у товарищей. -- Должно быть, человек,-- ответил Абдулла, выпучив глаза, и засунул палец в рот.

-- Без сомнения,-- подтвердил Ким,-- но он не похож ни на одного индийца, которого я когда-либо видел.

-- Может, он жрец,-- сказал Чхота-Лал, заметив четки.-Гляди! Он идет в Дом Чудес!

-- Нет, нет,-- произнес полицейский, качая головой,-- я не понимаю вашего языка.-- Полицейский говорил на пенджаби. Эй, Друг Всего Мира, что он такое говорит?

-- Пошли его сюда,-- сказал Ким и, сверкнув голыми пятками, соскочил с Зам-Замы.-- Он -- чужеземец, а ты -буйвол.

Человек растерянно повернулся и направился к мальчикам. Он был стар, и от шерстяного халата его еще несло неприятным запахом чернобыльника горных ущелий.

-- О дети, что это за большой дом?-- спросил он на хорошем урду.

-- Это Аджаиб-Гхар, Дом Чудес!-- Ким, отвечая старику, не употребил ни одного из обычных обращений, как, например, дала или миян. Он не мог угадать вероисповедание этого человека. -А! Дом Чудес! А можно войти туда?

Читать дальше