Редьярд Киплинг - Ким

-- Ты уже проклял меня опущенными ресницами и вздернутым подбородком. Проклятие? Что для меня слова?!- она сжала руки на груди...-- Но я не хочу, чтобы ты ушел в гневе и дурно думал обо мне, собирающей коровий навоз и траву в Шемлегхе, но все-таки не простой женщине.

-- Если я о чем и думаю,-- сказал Ким,-- так это только о том, что мне не хочется уходить отсюда, ибо я очень устал, а также о том, что нам нужна пища. Вот мешок.

Женщина сердито схватила мешок.

-- Глупа я была,-- сказала она.-- Кто твоя женщина на Равнинах? Светлая она или смуглая? Когда-то я была светлая. Ты смеешься? Когда-то -- давно это было, но можешь поверить моим словам -- один сахиб смотрел на меня благосклонно. Когда-то, давным-давно, я носила европейское платье в миссионерском доме, вон там.-- Она показала в сторону Котгарха.-- Когда-то, давным-давно, я была кирлистиянкой и говорила по-английски, как говорят сахибы. Да. Мой сахиб говорил, что вернется и женится на мне... Он уехал,-- я ухаживала за ним, когда он был болен,-но он не вернулся. Тогда я поняла, что боги кирлистиян лгут, и вернулась к своему народу... С тех пор я и в глаза не видела ни одного сахиба. (Не смейся надо мной -- наваждение прошло, маленький жрец!) Твое лицо, твоя походка и твой говор напомнили мне о моем сахибе, хотя ты всего только бродячий нищий, которому я подаю милостыню. Проклинать меня? Ты не можешь ни проклинать, ни благословлять!-- Она подбоченилась и рассмеялась горьким смехом.-- Боги твои -- ложь, слова твои -- ложь, дела твои -- ложь. Нет богов под небесами. Я знаю это... Но я на мгновение подумала, что вернулся мой сахиб, а он был моим богом. Да, когда-то я играла на фортепиано в миссионерском доме в Котгархе. Теперь я подаю милостыню жрецам-язычникам.-- Она произнесла последнее слово по-английски и завязала набитый доверху мешок.

-- Я жду тебя, чела,-- промолвил лама, опираясь на дверной косяк.

Женщина окинула глазами высокую фигуру. -- Ему идти! Да он и полмили не пройдет. Куда могут идти старые кости?

Тут Ким, и так уже расстроенный слабостью ламы и предвидевший, каким тяжелым будет мешок, совершенно вышел из себя.

-- Тебе-то какое дело, зловещая женщина, как он пойдет? Что ты хочешь накаркать?

-- Мне дела нет... А вот тебя это касается, жрец с лицом сахиба. Или ты понесешь его на своих плечах?

-- Я иду на Равнины. Никто не должен мешать моему возвращению. Я боролся с душой своей, пока не обессилел. Неразумное тело истощено, а мы далеко от Равнин.

-- Смотри!-- просто сказала она и отступила в сторону, чтобы Ким мог убедиться в своей полнейшей беспомощности.-Проклинай меня! Быть может, это придаст ему силы. Сделай талисман! Призывай своего великого бога! Ты -- жрец,-- она повернулась и ушла.

Лама, пошатываясь, присел на корточки, продолжая держаться за дверной косяк. Если ударить старика, он не сможет оправиться в одну ночь, как юноша. Слабость пригнула его к земле, но глаза его, цепляющиеся за Кима, светились жизнью и мольбой.

-- Ничего, ничего,-- говорил Ким.-- Здешний разреженный воздух расслабляет тебя. Мы скоро пойдем. Это горная болезнь. У меня тоже немного болит живот...-- Он встал на колени и принялся утешать ламу первыми пришедшими на ум словами.

Тут вернулась женщина: она держалась еще более прямо, чем обычно.

-- От твоих богов толку мало, а? Попробуй воспользоваться услугами моих. Я -- Женщина Шемлегха.-- Она хрипло крикнула, и на крик ее из коровьего загона вышли двое ее мужей и трое других мужчин, тащивших доли-- грубые горные носилки, которыми пользуются для переноски больных или для торжественных визитов.-- Эти скоты,-- она даже не удостоила их взглядом,-твои, покуда они будут нужны тебе.

-- Но мы не пойдем по дороге, ведущей в Симлу. Мы не хотим приближаться к сахибам,-- крикнул первый муж.

-- Они не убегут, как убежали те, и не будут красть вещи. Двое, правда, слабоваты. Становитесь к заднему шесту, Сону и Тари.-- Они торопливо повиновались.-- Опустите носилки и поднимите святого человека. Я буду присматривать за деревней и вашими верными женами, пока вы не вернетесь.

-- А когда это будет?

-- Спросите жрецов. Не докучайте мне! Мешок с пищей положите в ноги. Так лучше сохранится равновесие.

-- О святой человек, твои Горы добрее наших Равнин! -воскликнул Ким с облегчением, в то время как лама, пошатываясь, двинулся к носилкам.-- Это поистине царское ложе,-- место почетное и удобное. И мы обязаны им...

-- Зловещей женщине. Твои благословения нужны мне столько же, сколько твои проклятия. Это мой приказ, а не твой. Поднимайте носилки -- и в путь! Слушай! Есть у тебя деньги на дорогу?