Томас Манн: Отрок Енох

Другой причиной изоляции были его неслыханные ученость и книгомудрие, которые, впрочем, тесно сочетались с его богобоязненностью и особенно богоугодностью, сплавляясь с нею в мудрость. Да будет известно, что он владел свитком, некогда полученным Адамом из рук ангела Разиеля. Семьдесят два рода наук, делившихся на шестьсот семьдесят символов высших тайн, равно как пятнадцать сотен священных таблиц, к которым не имеют доступа праведники Поднебесной, были сокрыты в этой книге, так что дарованное Адаму знание не только являло собой развернутое посвящение в тайны творения, но и обеспечивало ему полное приятие со стороны Бога и людей и ограждало от любых посягательств зла. Однако, своровав с древа, он лишился этой книги. Дело в том, что пришедшая к нему искушенность не только не приумножила его мудрости, но даже уменьшила ее до такого уровня, который уже и вовсе граничил с глупостью, и как раз свидетельством этого поглупения явилась потеря книги. Прежде, надо заметить, у Адама было и то и другое: сны и смекалка, воображение и остроумие, которые вместе и составляют мудрость. После того же, как он отведал яблока от древа, остроумия у него стало, пожалуй, даже хоть отбавляй, но от снов и воображения не осталось и следа, а вместе с ними исчезла его мудрость. Тем не менее его утешил вестник Разиель: книга, купно с благовонными пряностями, заключена в золотом ларе и хранится в пещере, и тот из детей Адамовых, кто плотью будет невинен и душою кроток, найдет книгу и снова станет обладать как воображением, так и остроумием, то есть всею мудростью.

Таким сыном Адамовым был Енох. Он нашел книгу - через Сифа, Еноса и Малелеила дошла она до него, - и вся его деятельность заключалась отныне в том, чтобы изучать ее и стилом и кисточкой делать из нее выписки. Благодаря этим литературным занятиям он приобщился к духу и к разуму, так что мог разговаривать со всяким человеком, и даже со зверьми земными и небесными, и то, что слетало с его уст, выходило ловко и складно. Мало того что он из месяца в месяц провидел грядущее и чему надлежит свершиться от заката и до рассвета - все было открыто ему: он мог сказать, предстоит ли голод, бедствие, много или мало будет зерна, ждать ли дождя или засухи, нагрянет ли саранча, или шершни, или другая напасть, останется ли дерево без плодов своих и не найдет ли на людей струпная порча, а также не воцарятся ли на земле безбожники и не настанет ли мор среди человеков и скотов. Но и это еще не все; из книги он научился чародейству, познал тайны и сокровища разума, научился и смиренномудрию, и путеводству, так что отныне ему были открыты все ступени высших сфер, все семь Покоев, и он был способен охватить мыслью все планеты. Да, он мог наблюдать за их ходом, исследовать пути Луны, назвать имя каждого цикла, разбирался в светилах, которые из месяца в месяц поочередно несут свою службу, и доподлинно знал ангелов, что ведают четырьмя временами года. Все это смог он постичь благодаря священному духу книги. Жизнь и смерть, добро и зло знал он как свои пять пальцев. Ему было известно, что может помочь удачному исходу дела, и он проник в тайну часов, минут и мгновений, равно как и в тайну числа всех дней. Надо ли говорить, что он умел толковать сны и видения? Это уж разумелось почти что само собою. Он разбирался в грохотании грома, мог объяснить, что есть сверкание молнии, и основательно постиг учение о временных периодах и величайших годах вплоть до конца мира.

Столь многое можно сказать об ученой мудрости Еноха, которая составляла неразделимое единство с его благочестием. Это единство было бы, однако, неполным без неких других свойств, столь же неотделимых от него, которые являлись зримым выражением богоугодности и были уже, таким образом, телесной природы. Подтверждаются они тем фактом, что отрок Ханок снискал милость в глазах всех, кто его "видел" - ибо таково слово предания, - а не, к примеру, "слышал". В какой мере его притягательность следует отнести за счет этих свойств, а в какой за счет его ума - различить это, очевидно, никогда не представлялось возможным. Должно быть, сам Бог не мог этого различить. И уж во всяком случае, не стоило и думать о том, что его смогли бы когда-нибудь одолеть те, кто возделывает нечестие. От злоумышлявших на него спасся он, и на хребте притеснявших его стопа его. Диво ли, что имя его чтимо и по сей день? Самым поразительным, однако, было то, что речь при всем этом шла об отроке, только лишь о мудром отроке, пусть даже он в этой земной юдоли дорос до трехсот шестидесяти пяти лет. Так Иосиф описывал его Вениамину и, когда были отмечены удивительные и потрясавшие воображение ученость и красноречие, а также зримая богоугодность Еноха, замолкал и округлившимися глазами смотрел на брата, так что Вениамин пугался, в то же время теряясь из-за настоятельного нашептывания, которое таилось во взгляде и молчании Иосифа. Тем не менее малыш испытывал потребность в этом испуге и смущении, дорожил ими и не мог наслушаться вдоволь историй об отроке Енохе.