Адаму Ева молвила в ответ: "- О, славный искус редкостной любви, Блестящий довод, благостный пример! Как следовать ему? Я не равна Тебе по совершенству и горжусь Рождением от твоего ребра Бесценного. Мне радостно внимать Словам твоим, когда ты говоришь О нашей слитности: у нас двоих И сердце и душа - одни; теперь, Воистину, ты это доказал, Решив, что прежде, чем тебя со мной, Столь тесно связанных любовью нежной, Смерть либо нечто худшее навек Разъединит,- мою вину, мой грех, Преступное деяние мое И ты разделишь,- ежели вкусить Преступно от прекрасного плода, Чьи качества (добро всегда к добру Ведет прямым иль косвенным путем) Любовь твою проверить помогли Счастливым испытаньем; без него Не проявилась бы она с такой Возвышенностью. Если б я сочла, Что смелый мой поступок повлечет Угрозу смерти,- казни бы сама Подверглась. Одиноко я умру, Но не решусь тебя склонять к делам, Что твой покой способны погубить, Тем более когда любовь ко мне, Ее сердечность, верность, постоянство Ты нынче беспримерно доказал. Я чувствую совсем иной исход Отнюдь не смерть: удвоенную жизнь, Взор проясненный, множество надежд И новых наслаждений, дивный вкус, Столь тонкий, что приятное досель Мне пресным представляется теперь И грубым. По примеру моему Вкуси, Адам, свободно и развей На все четыре ветра смертный страх!"
Сказав, она супруга обняла, От счастья нежно плача, в торжестве Сознания любви, столь благородной, Готовой для возлюбленной стерпеть Господень гнев и смерть; она дает Ему в награду, щедрою рукой (Злосчастная угодливость вполне Такой награды стоит) с ветви плод Прелестный и заманчивый; не вняв Рассудку, не колеблясь, он вкусил. Не будучи обманутым, он знал, Что делает, но преступил запрет, Очарованьем женским покорен.
Земные недра содрогнулись вновь От муки, и Природа издала Вторичный стон. Гром глухо прогремел, Затмилось небо, капли тяжких слез Угрюмо уронило с вышины, Оплакав первородный, смертный грех. Но ничего Адам не замечал, Вкушая жадно; Ева, не страшась, Провинность повторяла заодно, Чтоб грех возможно больше усладить Любовным соучастьем. Наконец, Как одурманенные молодым Вином, они безумно предались Веселью; мнилось им, что обрели Божественность, что, презирая Землю, Вот-вот на мощных крыльях воспарят. Но действие иное произвел Обманный плод. Он плотские разжег Желанья. Похотливо стал глядеть Адам на Еву; алчно и она Ответствовала. Сладострастный жар Обоих обуял, и начал так Адам к восторгам Еву наклонять:
"- Я вижу - твой изящен, верен вкус; Он мудрости немалое звено; Ко всем сужденьям вкус мы придаем, Язык считая правым судией. Ты нынче порадела хорошо, Хвалю за это. Много мы услад Утратили, к чудесному плоду Не прикасаясь; истинную сласть Не знали мы досель. Когда настолько Запретное приятно,- десяти Дерев запретных, вместо одного, Нам надо бы желать. Но поспешим! Пристало нам, прекрасно подкрепясь, Утехой завершить богатый пир. С тех пор как в первый раз тебя узрел, Исполненную всяких совершенств, И в жены взял, ни разу красота Твоя не распаляла так во мне Желания тобою обладать И насладиться. Краше, чем всегда, Ты нынче - это Древа дивный дар!"
Подобное твердя, не упускал Он взглядов и намеков любострастных, Понятных ей. Зажглись ее глаза Ответным заразительным огнем. Он, без отпора, за руку повел Ее на затененный бугорок, Под сень ветвей, под кров густой листвы. Фиалки, незабудки, гиацинты И асфоделии служили им Цветочным ложем,- мягкое как пух, Прохладное земное лоно! Там Они любви роскошно предались, Всем наслажденьям плотским, увенчав Провинность обоюдную, стремясь Сознание греховности размыкать; Затем, усталые от страстных ласк, Заснули, усыпленные росой. Но эта власть коварного плода, Что с помощью дурманящих паров, Веселием и лестью охмелив, Их душами играла и ввела Все чувства и способности в обман, Иссякла,- отлетел а тяжкий сон, Угаром наведенный, полный грез Мучительных. Супруги поднялись, Как после хвори; глядя друг на друга, Постигли, сколь прозрели их глаза И омрачился дух. Невинность вмиг Исчезла, что, подобно пелене, Хранила их от пониманья зла; Взаимное доверье, правда, честь Врожденные покинули чету Виновную, покрытую теперь Стыдом, что облачением срамным Преступников лишь больше оголял. Как некогда на пагубном одре Далилы-филистимлянки, Самсон, Могучий муж из Данова колена, Остриженный, очнулся, потеряв Былую силу,- так, не говоря Ни слова, обнаженные, они Сидели, добродетелей навек Лишась, ошеломленные стыдом, С растерянными лицами. Но вот Адам, хотя не менее жены Смущенный, принужденно произнес:
Читать дальше