Генри Миллер: О себе, Эссе

735

всех окон доносились аплодисменты. "Еще! Еще!" -- и если случайно приходил пьяный отец или заказчик, они удивлялись, что, черт побери, происходит.

Безусловно, наши дела шли неважно. Мы вылетели в трубу. Самое удивительное, что когда ателье окончательно развалилось, и отец остался без гроша, эти славные еврейские портные, работающие у него, предложили оплатить его же долги; были готовы заложить свои вещи, отдать ему свои сбережения и т.д. Я убедил их не делать этого, было уже слишком поздно. Но какие это были замечательные люди. Меня это потрясло.

В ателье я познакомился с одним из самых известных писателей того времени. Однажды из лифта вышел ни кто иной, как Фрэнк Хэррис. Его привел Гвидо Бруно, в ту пору важная шишка в Гринвич-Виллидж. Бруно был выходцем из Югославии и владельцем журнала, выходящего в Виллидже. Он обнаружил, что Фрэнк Хэррис живет на Вашингтон-сквер. Фрэнку Хэррису понадобилось что-то сшить. Безусловно, отец никогда о нем не слышал, а я прочел несколько его книг, и мне до смерти хотелось его увидеть. Отцу нечасто приходилось иметь дело с писателями и художниками, если не считать карикатуриста Робинсона. Художников отец презирал. Он считал их всех чокнутыми, безденежными, безответственными. Фрэнк Хэррим хотел, чтобы ему сшили летний нарядный костюм для прогулок на яхте. Отец показывает ему какой-то материал в широкую полоску -- нечто такое, во что одеваются лишь джазисты. Фрэнк Хэррис расхохотался и спросил:

"Неужели вы хотите, чтобы я нарядился в подобные брюки?" А отец ответил: "Почему бы и нет? Вы писатель, представитель богемы. Можете носить что угодно".

Фрэнк Хэррис был поистинне замечательным человеком. Он быстро обнаружил работающих в дальней комнате портняжек и заметил, что раскройщик -- личность весьма незаурядная. Он заговаривал о еврейской литературе, Шекспире, Библии, Оскаре Уайлде. Беседовал с портняжками совершенно на равных. Потом они мне сказали: "Кто этот человек? Должно быть, это удивительный, замечательный человек!"

Обычно я помогал Фрэнку Хэррису надевать брюки, когда он приходил на примерку. На нем никогда не было никакого нижнего белья, что отец считал эксцентричностью. Часто после рабочего дня я был мальчиком на посылках. Как-то раз отец поручил мне отнести ему костюм.

736

Когда я пришел к нему домой, то застал своего любимого писателя в постели с женщиной. Я хотел ретироваться, но он настоял на том, чтобы примерить костюм. Выпрыгнул из постели абсолютно голый и примерил брюки.

Я рассказал ему про свое сочинительство, и впоследствии он опубликовал один из моих рассказов в издавна известном журнале "Персонз", который он издавал. Позже, когда я приехал в Париж, Фрэнк Хэррис пригласил меня пожить в своем доме в Ницце -- бесплатно. Я так и не воспользовался его приглашением. Но как любезно это было с его стороны!

Все, что я вынес для себя из работы в ателье за эти два, три или четыре года, свелось к умению на ощупь определять шерстяные и шелковые ткани и нескольким встречам с Фрэнком Хэррисом. Я хорошо определяю ткани наощупь. И знаю, как подобающим образом должен сидеть костюм. Но это почти все.

Родившись в Бруклине, в семье, не имеющей ни малейшего отношения к искусству, мне было негде встретить творческую личность. Я жаждал встречи с каким-нибудь образованным человеком. Для меня стать писателем было все равно что сказать: "Я собираюсь стать святым, мучеником, Богом". Это было так же трудно, так же головокружительно, так же маловероятно. Годами я осмеливался лишь мечтать об этом. Я даже не задумывался о том, хватит ли у меня способностей: я хотел стать писателем и только писателем. Но прежде перепробовал уйму других профессий.

Работал кондуктором трамвая, мусорщиком, библиотекарем, страховым агентом, продавцом книг. Служил на телеграфе. Меня просто уволили с одной перспективной должности, которую я занимал в торгово-посылочной фирме. Меня назначили помощником заведующего отделом. Я проработал всего месяц. Мой начальник во мне души не чаял. Был любителем и знатоком литературы. Я не написал ни строчки, но он что-то во мне почувствовал. Я настолько быстро справлялся со своими обязанностями, что у меня не оставалось почти никакой работы. Передо мной лежал открытый "Антихрист" Ницше, которым я тогда увлекался, и я выписывал из него цитаты, когда ко мне вдруг подошел вице-президент, заглянул мне через плечо и спросил:

"Очень интересно, а каким образом это связано с вашей работой?" Я был пойман с поличным и уволен.