Джон Стейнбек - И проиграли бой

Старик полулежал на койке, рядом стояла широкогорлая бутылка туда он мочился - и допотопный ночной горшок. Борода у Дана отросла и свирепо топорщилась, щеки еще больше запали. И на Джима старик зыркнул свирепо.

- Наконец-то! Пришел! Чертовы молокососы, я вам все устроил, а теперь чихать вы на меня хотели!

- Как чувствуешь себя? - примирительно сиротил Джим.

- А, да не все ли тебе равно! Доктор - единственный приличный человек в вашем клоповнике!

- Ну, не сердись, Дан! Видишь, мне тоже досталось: плечо прострелили.

- И поделом! Вы, сукины дети, даже себя уберечь не можете! Чудо еще, что вас всех не укокошили!

Джим промолчал.

- Бросили меня здесь! - не унимался старик. - Думаешь, я все забыл? И как ты на яблоне сидел, и все разговоры у тебя только о стачке. Но черта лысого ты ее начал! Как бы не так! Я почин дал! Думаешь, не понимаю? Упал я с дерева, ногу сломал. Вот откуда вс е и началось. А вы бросили меня! Одного!

- Мы все помним, Дан. Никто тебя не забыл.

- А чего ж тогда со мной не считаются? Как с несмышленышем разговаривают, - он неистово замахал руками, но вдруг сморщился. - Надо ж, бросили меня здесь, а сами все на похороны пошли! Никому до меня дела нет!

- Все совсем не так, Дан, - прервал его Джим. - Мы посадим тебя на грузовик, и ты поедешь рядом со всеми, даже впереди всех.

От изумления у старика раззявился рот, обнажились четыре крупных резца. Руки, наконец, спокойно улеглись на одеяло.

- Не врешь? На грузовик посадите?

- Так наш старший решил. Он сказал. Дан - истинный зачинщик, без него не обойтись.

Старик напыжился. Губы поджались, подбородок воинственно выпятился.

- Иначе он и не мог решить. Уж он-то помнит и перевел взгляд на руки, враз смягчился, стал похож на ребенка. - Я поведу ребят, прошептал он. - Уж сколь ко веков бьется рабочий человек, а повести его некому. Я их выведу из тьмы к солнцу. Только бы слушались. Скажу: "Делать так-то!" - и они сделают. Скажу: "Иди те туда-то" - и пойдут, пойдут как миленькие. Неслухов да лентяев не потерплю. Навытяжку должны стоять, когда я говорю, - и неожиданно добродушно улыбнулся. Бедные глупые мышата. Никтото никогда им не говорит, что делать да как. Вожака хорошего не было.

- Это верно, - согласился Джим.

- Ничего, сейчас все по-другому пойдет! - снова раз горячился Дан. - Ты им скажи, я план разрабатываю. Через денек-другой на ноги встану, пусть уж потерпят немножко, а там я их поведу!

- Непременно скажу, - кивнул Джим.

В палатку вошел Бертон.

- Доброе утро. Дан. Привет, Джим. А где, Дан, тот парень, кому я велел присматривать за тобой?

- Ушел, - жалостливо протянул старик. - Ушел за завтраком, да так и не вернулся.

- На горшок хочешь?

- Нет.

- Клизму он тебе ставил?

- Нет.

- Придется, Дан, другую сиделку подыскать.

- Слышь, док, этот щенок говорит, меня на похороны возьмут, на грузовике поеду. Правда, что ли?

- Конечно, правда. Захочешь - поедешь.

Дан откинулся на спинку кровати, довольно улыбнулся.

- Наконец-то и обо мне вспомнили.

Джим поднялся.

- До скорого. Дан.

Бертон вышел вместе с ним.

Джим спросил:

- Он что, чуток тронулся?

- Да нет. Просто старик. Перенес сильное потрясение. Кости плохо срастаются.

- Но он болтает как умалишенный.

- Я поручил тут одному приглядеть за ним, а он, видишь, даже клизмы ему не сделал. А от запора, порой, и ум помрачиться может. Впрочем, Дан - обыкновенный старик. Вы крепко его порадовали. Заходите почаще!

- По-вашему, он поедет на похороны?

- Нет. Его в грузовике растрясет, только разбередит ногу. Придется что-то иное придумать. Как рука?

- Да я уж о ней и забыл.

- Вот и отлично. Старайтесь не студить. Застудите - намучаетесь. Ну, до встречи. У нас карболка кончилась. Хоть из-под земли, а надо достать. А то ребята уборные чистить откажутся. - И он заторопился прочь, на ходу что-то бормоча себе под нос.

Джим огляделся: с кем бы поговорить. Но те, кто попадались на глаза, не задерживались под дождем, перебегали от палатки к палатке по вконец раскисшей черной земле. Рядом в просторной армейской палатке слышались голоса. Джим вошел. В тусклом свете приме тил он с десяток мужчин, сидевших на одеялах. Все разом замолчали и выжидающе уставились на- вошедшего. Джим достал из кармана кисет, подаренный Маком.

- Здорово, ребята. У меня вот рука не работает. Не свернет ли кто самокрутку?

Все по-прежнему настороженно молчали. Мужчина, сидевший у входа, протянул руку за кисетом и проворно скатал самокрутку. Джим взял ее и кивнул на кисет.