Михаил Дулепа - Господин барон

Я отвернулся, прошел сквозь все так же расступающуюся толпу к вынесенному во двор креслу и, тяжело опустившись, положил на колени саблю. Во дворе было тихо, стоявшие вокруг десятки людей молча смотрели то на эшафот, то на меня. Смотрите, смотрите. Вы сами могли остановить суд, укрыть от «злобного меня» преступника, выдав его наутро, да мало ли чего можно было придумать – но вы ждали! Смотрите теперь.

Я прикоснулся точильным камнем к кромке и провел. Теперь в слова молитвы вплетался звук затачиваемого лезвия.

Между мной и ближайшими горожанами оставалось шагов десять пустого пространства, никто почему-то не рисковал зайти в эту зону отчуждения. Есть я – и есть они. Власть и подданные. Наверное, это правильно, власть всегда воспринимается как что-то чужое, людям всегда проще переносить правителя-чужака. Не важно, чужак по крови или по духу – главное, чтобы не свой, тогда как-то проще. Я вот – просто идеальное совпадение.

И они так наглядно мне это демонстрируют.

Не знаю, пришлось ли управляющему собираться с духом, чтобы войти в этот круг пустоты, но вскоре он подошел ко мне и, минуту постояв, начал утешать:

– Александэр, вы не должны себя винить. По «Правде эсков» благородный человек должен искоренять зло там, где он его увидит. Миллер не является вашим вассалом, и, значит, приезжий барон был вправе вынести ему приговор. И передать право выполнения вам, старейшему из баронов страны. Оскорбив одного барона, Миллер таким образом оскорбил всех, и каждый благо…

– В жопу такое благородство!

– Это реалии прошлого, так жили наши с вами предки. Кстати, и сейчас в общем-то все то же самое.

– Эгельберт, хватит искать оправдания. Скажите лучше, если бы я отменил приговор, то как бы это сказалось на моем статусе «старшего»?

– Поставило бы под сомнение как минимум. – Старик ответил без запинки и сам себе кивнул: – Но фон Кустхив все равно не сможет претендовать на это звание. Следующий за вами Эвальд фон Веллешварм. Вы думаете, что они в сговоре?

– Я уже ничего не думаю, Эгельберт. Я жду утра.

Фон Шнитце сник, снова начав теребить манжеты, потом, решившись, откашлялся:

– Боюсь, Александэр… господин барон, я был не совсем честен с вами. Видите ли, вы не сможете продать замок.

– Скажите мне что-нибудь, чего я не знаю, Эгельберт.

– О, вот как? Я полагал…

Старик замолк.

– Что вы там полагали – это ваше дело, а я еще в первый же вечер проверил эту возможность. Майорат не подлежит передаче. Странно, что замок выставили на продажу.

– Замок завещали мне как посреднику, с тем, чтобы я нашел для него нового достойного владельца. Сначала я намеревался отдать его в руки какого-нибудь богача, но все желающие хотели иметь титул и не хотели тратиться на восстановление замка. А я слишком люблю Гравштайн, чтобы отдать его такому человеку.

– Так и знал, что тут что-то нечисто.

– Я бы вернул вам деньги, как, впрочем, и остальным. Но мне надо было найти нового барона как можно быстрее, а вы, Александэр… произвели на стряпчего изрядное впечатление. Он местный и тоже заботился о замке, так что решил, что вы подходите.

– Молодой балбес, ни черта не смыслящий в местных реалиях, искренне считающий, что покупает только бумажку и которому в голову не придет поехать проверить?

– И который сразу написал бумагу, позволяющую мне делать именно то, что я хотел.

– А отчеты?

– Я так плохо знаю иностранные языки, что мог и ошибиться с адресом, отправляя их.

– Кругом обман.

– Простите, Александэр. Судьба замка… слишком важна для меня.

– Я не в обиде, Эгельберт. А сами-то чего? Могли бы стать бароном и делать все то же.

– Как можно, Александэр? Семья фон Шнитце – потомственные управляющие, а не владельцы! – Он даже слегка выпрямился от возмущения. Впрочем, порыв тут же угас. – Дети не хотели оставаться тут. Только младшего я смог воспитать в духе предков, остальные же… – Он вздохнул. – Баронству нужен хозяин, а я бы не справился. У вас получилось просто замечательно.

Мой мрачный взгляд двадцать три года «не справляющийся» эск не заметил.

Еще раз пожав плечами, старик поднялся, оправил, словно мундир, свою жилетку и двинулся куда-то, заложив руки за спину. На эшафот он не оглядывался.

Рядом кашлянули, привлекая мое внимание, Сато опустился на камни по правую руку, совершенно по-восточному сев на колени, и поклонился, не выпрямляясь:

– Я должен признаться, господин барон.

– В чем?

– Я проник в замок обманом! – Мальчишка явно переживал, но очень по-восточному: напряжен, выпрямлен, только кулаки на коленях сжаты.