Михаил Дулепа - Господин барон

Верную булаву я оставил без внимания, сразу пройдя к стеллажу с мечами, и начал искать нужное. Не то, опять не то… это, может быть? Повертев кацбальгер, сунул обратно, тупой, зараза. Наконец, повезло с одной из сабель. Видимо, это было настоящее оружие, из-за своей неказистости так и оставшееся в стойке, а не проданное прежними баронами. Длинная, изогнутая, с простой рукоятью без украшений, зато даже сейчас острая. Сможет она, в случае чего, перерубить веревку? Ладно, поднаточим.

Стоявшего в дверях слугу послал в замковую мастерскую, сам быстро переоделся в парадную форму боярина. Если вознамерился нарушить парочку законов, то надо соответственно подготовиться!

Когда я открыл дверь во двор, то чуть не нырнул обратно – десятки людей, горожан, замковых обитателей, полицейских в форме, работников мэрии в национальных костюмах – сотни человек заполнили весь замковый двор. И все они смотрели на меня.

За месяц все они уже привыкли к тому, что живут по правилам Средневековья, но вот такого поворота не ожидали. Барон-чужеземец, обвиненный и приговоренный земляк, мрачное небо, морось периодически затихающего дождя; добро пожаловать в темные века, где жизнь человеческая ничего не стоила!

Впрочем, будто бы с тех пор что-то изменилось?

Я, не глядя в ожидающие лица, пошел сквозь расступающуюся толпу к ступеням эшафота, поднялся. Осужденный, с одеялом, накинутым на плечи, потерянно смотрел куда-то в сторону, рядом стоял, переминаясь, старший стражник. В углу насмешливо озирался незнакомый детина в национальном наряде, но с вариациями – вместо деревянных ботинок на нем были высокие узкие сапоги. Видимо, представитель обвинения.

Кашлянув, что в тишине сотен молчаливо ожидающих фигур прозвучало особенно громко, я обратился к старику:

– Господин Миллер, бароном фон Кустхивом вы были обвинены в оскорблении его достоинства и попрании исконных прав и, в соответствии с ныне действующими законами, приговорены к смерти. Воззвав к праву старшего из баронов Элиг фон Кустхив передал вас в мои руки, дабы я проследил за исполнением правосудия. Можете ли вы чем-то оправдать свое поведение?

– Я… господин барон, этот гад начал приставать к моей внучке! Я не мог стерпеть!

– Да не так все было! Элли просто сделал девчонке пару комплиментов, никто ее пальцем не тронул! А старик сразу набросился, хотя мы бы могли и вообще в его доме остановиться, закон такой есть! – Детина из угла говорил с довольной усмешкой, было ясно, что умом он не блещет, поэтому и оставили. Впрочем, не только поэтому. – Все было честно – и суд, и приговор, и передача. Ваш – вот вы и вешайте. А то разбаловались, правильных законов не блюдете!

– Фон Шнитце?

– К сожалению, барон фон Кустхив был в своем праве. – Управляющий поднялся на помост и встал рядом. – В законах земли эсков есть упоминание о праве постоя, в соответствии с ним бароны, находясь в пути, при необходимости могут остановиться в любом доме, но не более чем на одну ночь и один день.

– Понятно. Что же, помиловать, в соответствии с «Правдой», я могу лишь завтра. Господин Мюллер, вы верующий?

– Крещен, господин барон.

– Хорошо, можете помолиться перед казнью. – Я оглянулся на улыбающегося детину, и тот вдруг насторожился. – Этого – в камеру. Он мне не нравится. Поутру будем его судить.

– Чего-о?! – Но кустхивца уже тащили к двери в подземелья, по пути награждая пинками. Мельком глянув в ту сторону, я проследил, как Фиск ставит табуретку под петлей, помогает осужденному подняться. Эшафот был достаточно широк, метров пять в поперечнике, так что даже при нескольких стоящих на нем людях окружающим все было хорошо видно. Ну да, это же туристический аттракцион – самая настоящая виселица! Любой желающий может попробовать на себе роль приговоренного…

Тишина в сгущающихся сумерках перемежалась бытовыми звуками. Вот корова в хлеве мычит, вот что-то звякает в башне, вот машина проехала за воротами. Кто-то кашлянул, и сразу волна покашливаний прошла по двору.

Мы стояли молча, ожидая сигнала, и, наконец, из окна, показывая часы, высунулся Эгги:

– Закат!

Стражник накинул на шею стоявшему на табурете петлю, казнь формально началась. Я успокаивающе кивнул Миллеру и приказал:

– Начинайте!

Бледный, но стоящий прямо старик вздохнул и начал:

– Патер ностер кви эст ин цели…

Мимо меня прошел и встал рядом со стариком мужчина, такой же кряжистый, краснолицый, только седины в усах было поменьше. Муж старшей дочери, приехавший из столицы Федерации час назад, был слегка ошарашен происходящим, но стоял и аккуратно держал тестя под локоть. Пока его помощь не требовалась, но… восьмидесятилетний старик не простоит без чьей-либо помощи целую ночь на одном месте. Или все-таки простоит?