Александр Бушков - Дверь в чужую осень (сборник)

Тут и гадать нечего — началась серьезная атака. Тот, кто у немцев командовал, рискнул парой танков — не исключено, у него был приказ типа «любой ценой!». Оставил резерв, посмотрит, как пойдут дела у наступающих, и, чего доброго, в бой и резерв бросит. И будет нам полная хана. Да и сейчас придется несладко, при полном отсутствии у нас противотанковых средств…

Наши, закрепившиеся в домах, противника еще не видели — и я отправил одного из посыльных доложить обстановку. Едва он выбежал, объявился Паша, мой ординарец. Оказалось, комроты просит (ну да, не может же он мне приказывать) взять мой «виллис». Чтобы вывезти Клементьева в соседний городок, где остался медсанбат. Клементьев, оказалось, кинулся навстречу отступающим бойцам, искать своих взводных — и получил осколочное. С ним совсем скверно, нужно бы в медсанбат… Есть еще несколько тяжелых, но на задних сиденьях поместится, лежа, один-единственный человек, в таких случаях положено спасать в первую очередь старшего по званию, у войны свои законы, жестокие…

Я, конечно, разрешил: ни к чему мне сейчас ни машина, ни ординарец… Немцы осторожненько продвигались вперед, пока что не стреляла ни пехота, ни пулеметчики, не видели целей. И наши но тем же причинам пока молчали. Если и дальше будут продвигаться такими же темпами, через несколько минут моя башенка окажется в прямой видимости танкистов. Эсэсовец меня уже засек, а расположившегося где-нибудь на верхотуре наблюдателя положено накрывать в первую очередь. Это азбука войны. С первого снаряда могут и не попасть, но вскоре ННП придется покинуть…

Тут влетел ефрейтор, закричал с порога:

— Товарищ майор, Первый приказывает: всем немедленно отступать в расположение батальона!

Ну что же, комбат верно оценил обстановку и понял, что при таком раскладе всех нас тут передушат, как цыплят. А приказа держать городок любой ценой у него явно не было. Как-никак не сорок второй и даже не сорок третий, когда вовсю гремело: «Ни шагу назад!», теперь можно и поберечь людей, а командирам — отступать без письменного приказа…

Я сбежал вниз, отыскал ротного и передал приказ. Он ничего не сказал, но в глазах мелькнуло облегчение: тоже понимал, что с нами со всеми будет при таком раскладе. Я лишь добавил кое-какие собственные распоряжения-уточнения: уходить скорым шагом, легким бегом, унося тех раненых, что сами идти не могут.

И стали мы отступать: без малейшей паники, организованной колонной, не особенно и срываясь в бег: нужно было равняться на тех, кто выносил раненых на плащ-палатках. Минометный расчет оказался в хвосте — миномет они тащили с собой, не бросать же его совершенно исправным, за это можно и под трибунал угодить. Благо весил он всего-то десять килограммов, а в расчет подобрали не хлюпиков. Два ящика с минами пришлось бросить — ну, это другое дело, черт с ними, по большому-то счету, доложим, что расстреляли весь боезапас и точка, главное, сам миномет вытащить…

В арьергарде, то есть в хвосте в переводе на гражданский язык, я собрал всех, кто был с ручниками, — на случай, если немцы пешедралом бросятся в погоню. Числом они, рота усиленного состава, не особенно и уступали нам — никто еще точно не подсчитывал, но потери у нас вышли немалые, уже ясно…

Но немцы следом не бросились, и не последовало ни единого танкового выстрела вслед. Никакой погони, то есть преследования отступающего противника. Так что три километра редколесьем мы одолели минут за двадцать, могли бы добраться и побыстрее, но, как я уже говорил, приходилось равняться на отстающих.

В соседнем городке суетились вовсю, готовились к отражению возможной атаки — выкатили орудия на огневую позицию, бойцы лихорадочно окапывались: повоевавший солдат сам знает, что, получив приказ окапываться, нужно пахать, как дюжина бешеных кротов, — целее будешь…

Я форменным образом оказался посторонним наблюдателем, совершенно не у дел: нигде не требовалось заменить командира, они все были в строю. Комбат вертелся, как юла, наскоро выслушав мой рапорт, велел ротному со всеми наличными силами присоединиться к окапывающимся, а мне бросил таким тоном, словно отмахнулся:

— Товарищ майор, посидите в штабе, что ли…

И припустил к артиллеристам. Я и не подумал обидеться — в самом деле, какой от меня сейчас толк? Пошел в штаб. Возле него сидел в «виллисе» понурый ординарец, доложивший, что Клементьев умер еще по дороге. Ну что тут скажешь? Жалко, конечно, но не он первый, не он последний, с любым из нас такое может приключиться: везли в медсанбат, не довезли…