Гай Орловский - Ее Высочество

– Попробую, – ответил я так же тихо.

– Начнется шум, – предупредил он.

Я приподнялся и, задержав дыхание, с силой метнул нож. Фицрой замер, уже готовый к яростной схватке, а часовой вздрогнул, в его глазнице появилась торчащая рукоять ножа.

Он не рухнул, а тяжело сполз по стене, а рядом со мной Фицрой прошептал с глубоким уважением:

– Ну ты и зверь…

– Вообще-то, – сказал я скромно, – я целился вон в ту статую. Он пошел бы проверить, что там за шум, а мы бы проскользнули.

Он засопел, не зная, верить или решить, что издеваюсь, тем временем добежали и переступили через труп, я нагнулся и выдернул нож, сразу же вытерев лезвие об одежду.

– Я тоже так умею, – шепнул он, – только у меня не втыкается. И летит мимо, зато шумно. Но сам бросок у меня красивее!

Быстро сбежав по лестнице на третий этаж, услышали голоса и торопливо шмыгнули в первую же попавшуюся комнату, где, как я рассмотрел через перегородку стены, пусто.

– Сюда идут, – шепнул я, – пригнись вот за этим креслом…

Он присел, но ответить не успел, дверь распахнулась, в комнату ввалились двое: могучего сложения обнаженный до пояса стражник, в одной руке глиняный кувшин с вином, другой обнимает за голые плечи полную женщину.

У нее платье сползло с левого плеча, но мужик напрасно вслепую шарит пятерней, лицо у него такое, что на вопрос «Милый, как ты находишь мою грудь?» сейчас тупо ответит «Я ее еще не нашел…», что и понятно, ее тяжелое вымя висит на уровне пояса.

Когда прошли мимо нас, Фицрой начал приподниматься, готовый ударить в затылок, самый надежный способ не дать вскрикнуть, я знаком велел сидеть.

Стражник провел женщину через комнату до противоположной двери, шлепнул по заду.

– Лерна, ты в постели даже лучше, чем на кухне… ха-ха!.. Завтра не пускай Живоглота, вдвоем позабавимся…

Она сказала капризно и с игривым смешком:

– А почему не втроем, как обычно?.. Мне понравилось…

Он расхохотался, вытолкал ее в коридор, запер и пошел обратно, но вернуться не успел, с той стороны дверь распахнулась, ввалился еще один, такой же высокий и крепкий, голый до пояса, играющий мощной мускулатурой.

– Крагак, ты уже отвел Лерну?

– Меньше играть надо было, – ответил первый наставительно. – Нельзя в одной пятерне удержать две… ха-ха!

– А мы бы держали по одной, – заверил новый, – ну что ты за друг?

– Пусть отоспится, – сказал Крагак уже серьезнее. – Ей готовить на тридцать человек, а когда у нее недосып, то похлебка всегда пересолена…

– Ладно…

Они пошли было к двери, но Крагак остановился, замер. Я видел, как крылья его крупного носа начали широко раздуваться и схлапываться.

– Чего? – спросил второй.

– Что-то непонятное, – пробормотал Крагак. – Новые запахи… Кто здесь только что был?..

Я торопливо поднялся, он начал оборачиваться, я с силой ударил его в затылок. Второй, услышав звук удара, пригнулся, как зверь, и оказался лицом к нам в тот момент, когда Фицрой ударил мечом плашмя.

Один и другой рухнули, мой уже с залитой кровью головой и в беспамятстве.

Я сказал быстро:

– Сволочь!.. Пьяный, а какой чуткий.

– А мой шустрый, – прошептал Фицрой нервно. – Еле успел… Он уже рот открыл для вопля, видел? Как я только успел, я еще шустрее, какой же я молодец, а еще красивый и нарядный, ты заметил, что у меня новые сапоги?

– Держись за мной, – велел я, – не отставай, но вперед не лезь. Теперь нельзя терять времени! Слишком много трупов в разных местах, кто-то да наткнется. Не все, как видишь, спят.

– Веди, – ответил он.

Я быстро подбежал к двери, прислушался, с той стороны пока что тихо. Фицрой торопливо подбежал, я спросил с подозрением:

– Что, опять моего дорезал?

– Прости, – прошептал он виновато, – показалось, шелохнулся.

– Своих режь, – сказал я. – Что у тебя за привычка воровать чужое?

Он ответил со вздохом:

– Да трудно удержаться, когда видишь, что лежит плохо. А он точно лежал не так. И карман оттопыривался, сволочь!.. Но ничего там не оказалось… Вот так и верь людям.

Я прислушался, причувствовался, и хотя стены здесь из толстых каменных блоков, через них не посмотришь, как через пеноблоки, однако широкие щели проложены мхом, а тот пропускает и запахи, и даже звуки…

Картина проступает смутная, силуэты отдельных фигур не улавливаю, но ощущение массы человеческих тел отчетливое, крепкий мужской пот, что просачивается в щели, тревожит и заставляет сердце стучать часто и сильно, поднимая артериальное давление.