Гай Орловский - Ее Высочество

– Так мы вроде не совсем пауки…

– Тем более, – ответил я. – Суворов сказал, олень пройдет везде.

Темная грозная стена с каждым шагом становится громаднее и выше, наконец заслонила мир. Фицрой оглянулся, я увидел расширенные в темноте глаза, синева в ночи стала серым цветом жемчужного оттенка.

– А теперь?

Я вытащил из заплечного мешка коробочку, стиснул рукоять. Щелкнуло, коробочка выдвинула крюк с тремя кончиками. Я направил его вверх на верхний край стены, мазнул пальцем по сенсору.

В ладонь мягко толкнуло, крюк улетел вверх, Фицрой даже не рассмотрел мелькнувшую за ним сверхпрочную нить.

– И… что теперь?

Я молча зацепил другой конец за пояс, шепнул:

– Спущу потом тебе. Мы по такой веревке уже спускались, помнишь?

– А там зацепилось? – спросил он с надеждой. – Я не слышал ни звяка, ни стука…

– Крюки обрезиненные, – пояснил я и нажал кнопку.

Меня неудержимо потащило вверх по стене, едва успевал отталкиваться, иначе изотрет морду о камни, а у самого края ухватился за выступающую глыбу и перевалился на ту сторону.

Тихо, на крыше никого, да и отвыкли в полной изоляции держать здесь часового, что хорошо, разгильдяйство всегда работало на прогресс и гуманизм.

Я быстро отцепил застежку со своего пояса, бросил вниз в темноту. Через несколько секунд дрожание натянутой нити показало, что подъемник быстро тащит вверх нечто тяжелое. Я подал руку, Фицрой мягко перевалился через край, тут же вскочил уже с мечом в руке.

– Как здорово, – шепнул он, – хоть и страшно. Я имею в виду, это вот колдовство.

– Вон люк, – сказал я. – Убиваем всех, в плен не брать, тюремщики не люди, они вне конвенции. Как и охрана. Хорошо бы прорваться сразу к покоям принцессы, но не успеем.

Он спросил торопливо:

– Чего ты боишься?

– Вдруг, – ответил я злым шепотом, – кому-то дан тайный приказ в случае опасности убить принцессу?

Он вытаращил глаза.

– Ты… чего?

– Как бы ни ускорялись, – сказал я, – стражи у ее двери все равно первыми могут ворваться к ней.

– Зачем?

– Чтобы убить, – ответил я зло, – будем надеяться, что принцесса в любом случае важнее для Антриаса живой. Или что просто не решится убивать существо королевской крови, да еще молодую невинную девушку.

Он посмотрел на меня дико, словно вдруг ощутил, что я лично мог бы отдать такой бесчеловечный приказ, потому что для демократа и гуманиста никакой приказ не бывает бесчеловечным, а есть только неудачные формулировки.

Я приподнял крышку, вниз идет деревянная добротная лестница, там темно и тихо, хотя скоро утро, даже поздние игроки в кости уже наверняка легли.

По лестнице спустились в огромную вытянутую в длину комнату. На противоположных концах два массивных камина с горящими в них поленьями, стрельчатые арки ведут в соседние залы, пол вроде бы из темного мрамора, но так плотно закрыт шкурами диких зверей, что не углядеть, что под ними.

В центре зала громадный стол, вокруг дюжина массивных кресел из темного дерева, ножки и спинки в затейливых фигурах, на столешнице два подсвечника с толстыми свечами.

– Ого, – прошептал Фицрой.

– Впечатляет, – шепнул я.

– Это здание, – напомнил он едва слышно, – не строилось под тюрьму.

– Ничего, – утешил я. – Человек из всего умеет делать тюрьму.

Тихохонько выглянул в коридор, но услышал там шаркающие шаги, спрятался, пихнув задом нетерпеливого Фицроя. Мимо неспешно протащился зевающий и протирающий глаза сонный стражник с недовольным лицом, крепкий мужик с коротким копьем в руках, но без шлема.

Я пропустил мимо, зашел со спины. Удар пришелся точно в голову, череп хрустнул, Фицрой подхватил падающее тело и оттащил в нишу.

– Умело, – одобрил он. – Часто так?

– Бил в спину?

– Снимал с поста часовых.

– Тихо, – сказал я. – Теперь надо быстрее.

Он вбежал следом за мной в комнату рядом, там еще двое содрогнулись под тяжелыми ударами в затылки и опустились на пол, поддерживаемые нами заботливо, а то вдруг звякнут доспехами.

Фицрой чуть задержался над своим, я оглянулся, он догнал, в руке нож, откуда с лезвия капает кровь, сказал виноватым тоном:

– Не получилось так ловко, как у тебя, пришлось дорезать… На всякий случай, ты уж извини, и твоего по горлу…

– Ладно, – ответил я великодушно, – не жалко.

Еще одного часового увидели у самой лестницы с четвертого на третий, Фицрой прошептал:

– Далеко, сволочь, не достать… А начнем подбираться, заметит. Он к нам лицом.